Мы ели сырное суфле и зеленый салат при свечах за маленьким круглым обеденным столом.

– Никогда не видела, как умирают люди, – вдруг произнесла она.

– Я тоже. – И, положив вилку на тарелку, добавил: – Она будто не умерла, а куда-то улетела.

– Как шарик.

– Догго ее чуть-чуть подтолкнул, и она уплыла.

Эди посмотрела на свернувшегося на диване пса.

– Сегодня вечером его не надо трогать.

– Наверное.

– Оставайся.

– Могу лечь вместе с ним на диване. Есть лишнее одеяло?

– Извини, нет. Так что придется лечь со мной, – улыбнулась Эди. – Обещаю руки не распускать.

– А если Тристан узнает?

– Не узнает. Кстати, будет возможность обсудить нашу рекламу.

Со всеми событиями последних нескольких часов я совсем упустил из виду: завтра днем нам придется представлять Ральфу и Тристану наше ви́дение телевизионной кампании по продвижению «Варго».

Мы лежали в темноте: Эди в майке и трусиках, я – в трусах (без рубашки, потому что измял бы ее, а мне в ней завтра предстояло идти на работу). Мы действительно обсуждали рекламную кампанию, кое-что подправили, добавили пару избитых фраз, которые могли понравиться Тристану. Было непоздно, но мы оба устали, и я почувствовал, что засыпаю. Однако заставил себя бодрствовать: хотел продлить удовольствие – насладиться удивительной, сдержанной близостью от того, что мы вместе глядели в потолок.

– Я рад, что все получилось.

– Что именно? – спросила Эди.

– С работой.

– Я тоже. И все рады. Ты хорошо вписался в нашу компанию.

– Кроме Миган.

– Это правда.

– Вчера она просила отдать ей запись.

– Что ты ей ответил?

– Что я ее стер.

– Перестраховываешься?

– Я тебе тоже солгал… насчет обеда с матерью.

Эди повернула ко мне голову.

– Бедный Дэн.

– Никакой не бедный, все в порядке. – Мой голос дрогнул, и она поняла, что́ я на самом деле чувствую. Перекатилась на бок.

– Кто?

Я не мог назвать ей имени, поскольку не знал. Рассказал все, что мне стало известно, спокойно ответил на вопросы. Вскоре Эди соскользнула с кровати и прикрыла дверь.

– В данных обстоятельствах он может неправильно понять его, – пояснила она, залезая обратно под одеяло.

– Что именно?

– Я тебе сейчас покажу.

Эди придвинулась ближе, и через мгновение я почувствовал, как ее мягкие губы прижались к моим.

Бог знает, что подумал обо мне Догго. Он стал свидетелем того, как я за месяц переспал с тремя женщинами. Я хотел ему сказать, что три женщины за четыре года – более точная характеристика моей сексуальной распущенности.

Утром пес почувствовал себя лучше, но не намного – сил хватило лишь на то, чтобы слабо махнуть хвостом, когда я опустился рядом с ним на диван. Я до сих пор сомневался, что мы поступили правильно. Да, Догго должен был проститься со своей любимой хозяйкой, но принесло ли это ему утешение? Воспринимают ли собаки тонкости финала?

Минут десять мы торжественно сидели друг возле друга, а потом в коридоре раздались шлепки босых нот, и в комнате появилась Эди. Она была в майке, но слишком короткой, чтобы что-нибудь скрыть.

– Доброе утро, мальчики. – Ее голос был еще хриплым со сна.

– Вот это картина. – Я ощутил внезапный прилив желания.

Эди опустилась на колени и поцеловала Догго в макушку. Повернулась ко мне, сжала ладонями лицо и нежно поцеловала в губы.

– Кофе?

– Неплохо бы.

– Тосты?

– Я не делаю тосты.

– Зато я делаю.

Еще она выжимала сок из апельсинов и подавала спелые манго. Догго получил консервированного тунца с вымоченным в молоке хлебом. Я обрадовался, увидев, что к нему вернулся аппетит. Учитывая, как мало я спал, моя голова должна была гудеть от усталости, однако я чувствовал себя свежим. Смотрел, как Эди заправляла в кухне, и спрашивал себя: не наблюдаю ли я то, что может стать частью моей жизни? Надежда проснулась во мне – пусть небольшая – после того, как рано утром Эди сказала, что, познакомившись со мной, она ни разу не спала с Тристаном.

– Неужели? – пробормотал я.

– Наверное, сразу поняла, что настанет день, и у меня появится возможность сказать тебе это. Вот и говорю.

– Я и понятия не имел.

– Потому что я боялась.

– Чего?

– Своих чувств. Боялась, что вернется Клара. И понимала, что ты пока не готов, что не удивительно после того, как она с тобой поступила. И я ждала, что было для меня даже хорошо, своего рода покаянием. Если взглянуть правде в глаза, я совсем не была паинькой. Только раз засомневалась. После свадьбы.

– После свадьбы?

– Когда Барбара сообщила, что ты не собираешься вступать в интимные отношения с коллегой. От этого, мол, у тебя развивается клаустрофобия.

– Я сказал ей по секрету, а она передала тебе?

– Не мне, моей матери. Они старые подруги.

– Эди…

Она прижала палец к моим губам, заставляя замолчать.

– Не надо. Я все понимаю. И думаю, что ты прав. Наверное, я тоже не смогла бы. Но теперь, по крайней мере, мы знаем, как это.

– Что?

– Как хорошо было бы, если бы мы не работали вместе.

– Но мне приятно работать с тобой. Нравится ехать утром в автобусе, зная, что скоро тебя увижу, и гадать, в чем ты будешь одета.

– Ты замечаешь, в чем я одета?

– Конечно.

– Это хорошо.

Время поджимало. Мы нарочно приняли душ по отдельности, словно репетируя поведение, которое предстояло разыгрывать на работе. Эди достала мне из шкафа рубашку, которую, уезжая, оставил Дуглас. И хотя она была не совсем в моем вкусе (я не люблю полосок и прошитые строчки), еще хуже было появиться в агентстве в том же, в чем приходил накануне. Орлиный глаз Маргарет из бухгалтерии непременно подметил бы это.

Парка рядом с домом Эди не было, и Догго пришлось заниматься своими утренними делами на тротуаре рядом со станцией метро «Пимлико». Я убирал за ним в пакет и выбрасывал в урну, когда Эди предложила разделиться. Пара наших коллег жила на южном берегу Темзы, и один из них – Тристан. Иногда она сталкивалась с ними на линии «Виктория», когда ехала на «Оксфорд-серкус».

– Не волнуйся, – успокоил я. – Мы сядем в автобус.