их король едва не остался навсегда в той деревушке близ Милето. Справедливо обиженные селяне могли убить его или серьёзно ранить, что тогда сталось бы с крестовым походом? Этот вопрос тревожил покой Моргана ещё много дней и недель спустя.

Жители Мессины были разочарованы неприметным въездом французского короля в их город, потому как привыкли к роскоши и помпезности своих государей. Но Филипп не видел нужды производить впечатление на сицилийских купцов и бюргеров. Страдая от морской болезни, вызванной штормом столь жестоким, что с корабля пришлось сбросить часть припасов, чтобы остаться на плаву, он мечтал только о возможности снова ступить на твёрдую землю. Более того, ему хватило проницательности понять, что Танкреду, этому некрепко сидящему на престоле королю с сомнительными правами, не понравится быть в тени у чужеземных монархов. И Филипп был вознаграждён за скромное прибытие, будучи радушно встречен от имени Танкреда Жорданом Лапеном, новым наместником Мессины, который предоставил французам на время их пребывания на Сицилии королевский дворец.

Филипп принимал делегацию сицилийских сеньоров и прелатов, в числе которых находились Жордан Лапен, Маргарит де Бриндизи, уважаемый предводитель флота Танкреда, а также Ричард Палмер, англичанин, ухитрившийся стать архиепископом Мессинским. Прислуга сновала, расставляя блюда со спелыми фруктами и подливая вино. Вот идеальные слуги, подумалось королю — почтительные и незаметные. Его немного тревожило, однако, что еду и питьё ему подносят соплеменники тех, с кем ему предстоит сражаться в Утремере. Странная это земля, Сицилия, и в то время как Филипп восхищался её богатствами, он не мог удержаться от вопроса: а истинно ли это христианская страна? За своё недолгое пребывание король стал свидетелем праздности и слабости моральных устоев — тех же самых пагубных влияний, от которых страдало общество в Аквитании и Тулузе. Он очень хотел поскорее отплыть в Святую землю и был очень сокрушён, когда ему сказали, что навигация подходит к концу, а отправляться в море в период зимних штормов — слишком опасно.

— Итак, милорд, мы надеемся, что ты обдумаешь предложение нашего короля о союзе между Францией и Сицилией, — с подкупающей улыбкой заявил архиепископ. — У господина Танкреда растёт несколько очаровательных дочерей, и любая из них способна стать прекрасной королевой для тебя или невестой для твоего маленького сына.

— Это лестное предложение. — Филипп сдержанно улыбнулся в ответ, удивляясь, неужели Танкред всерьёз рассчитывает, что он поставит под удар дружбу с императором Священной Римской империи ради союза с узурпатором, которого вот-вот сбросят если не собственные подданные, так немцы. — Я наслышан о красоте дочерей короля.

— В наши намерения входит сделать твоё пребывание на Сицилии приятным насколько возможно, милорд король. Если тебе что-то понадобится, достаточно только попросить, — заверил монарха Жордан Лапен.

Тут вошёл один из подчинённых адмирала и прошептал командиру на ухо несколько слов.

Маргарит резко встал.

— Прошу меня простить, монсеньор, но я должен идти. Флот Ричарда Английского входит в гавань.

Филипп не привык оттягивать неприятные дела, предпочитая поскорее с ними покончить.

— Мы пойдём с тобой, — сказал он, тоже поднимаясь. — Мне не терпится увидеть английского короля, моего будущего зятя и ценного союзника.

Ко времени прибытия Филиппа и сицилийских чиновников молы, пристани и пляжи уже были заполнены толпой. Застыв на месте, зеваки следили за разыгрывающимся перед ними зрелищем. Насколько хватало взора море заполняли ярко раскрашенные корабли, борта галер были увешаны щитами, на мачтах реяли флаги и вымпелы, гребцы взметали вёсла под барабанный бой. Пели трубы и горны. Солнце играло на блестящих доспехах и шлемах, бирюзовые воды гавани плескались ценными волнами. Обладая безошибочным инстинктом государственного деятеля, Ричард неподвижно стоял на носу передовой галеры: шлем снят, ветер развевает золотисто-рыжие волосы. Царственный и величавый, он являл собой воплощение истинного короля всего того, чего не было у Филиппа Капета.

Именно эта мысль, пусть и жестокая, закралась в ум каждого, кто наблюдал за помпезным входом Ричарда в Мессину. Промелькнула она и в голове Филиппа, готовившегося встретить своего «будущего зятя и ценного союзника».

После прибытия Ричарда Филипп принял столь несвойственное его характеру поспешное решение и объявил, что, хотя навигация уже стремительно завершается, он намерен немедленно отплыть в Святую землю. Но создавалось впечатление, что даже природа в сговоре против него, потому как стоило Филиппу выйти из гавани, подули противные ветры, вынудившие его отказаться от необдуманной затеи. К добру или к худу, ему предстояла зимовка на Сицилии в обществе английского монарха.

Маттео д’Аджелло, свежеиспечённый канцлер Сицилии, прибыл в королевский дворец в Катании несколько часов спустя после повечерия. Старик пребывал не в лучшем расположении духа — большую часть дня лил дождь, а сырость плохо сказывалась на его подагре. Он знал, зачем его позвали в такой час: Танкред получил весть о прибытии английского короля в Мессину.

Канцлера немедленно препроводили в личные палаты Танкреда, где его ждали сам король, его жена Сибилла, её брат Рикардо, граф Ачерра и старший сын Рожер. Выходит, имеет место семейный совет? Маттео не винил Танкреда за то, что тот принимает заботы близко к сердцу. Бог свидетель, у государя их хватает. Им удалось наконец-то подавить сарацинское восстание, а в мае немецкое войско под предводительством епископа Майнцкого вынуждено было отступить. Однако сарацины не выказывают к Танкреду той лояльности, какую питали к Вильгельму. И только вопрос времени, когда Генрих организует полномасштабное вторжение. А теперь приходится иметь дело с английским королём, славящимся своим дурным характером, при этом серьёзно обиженного на Танкреда. Да, Маттео вполне понимал, в чём кроется причина множества бессонных ночей и беспокойных дней его государя. Чего он не понимал, так это почему Танкред с неожиданным упрямством отклоняет его совет. Кто бы мог подумать, что куда проще окажется сделать Танкреда королём, чем сохранить за ним корону?

Маттео уселся насколько возможно ближе к жаровне с дымящим морским углём, потому как в его возрасте холод и сырость пробирали, казалось, до самых костей. И благодарно улыбнулся, когда Рожер поспешно подставил стульчик, на который старик уложил ноющую ногу. Хороший мальчик, этот Рожер, и станет в один прекрасный день хорошим королём — если они не натворят сейчас ошибок, если он сумеет убедить Танкреда прислушаться к голосу разума.

Сибилла, даже в разгар кризиса не забывавшая о долге хозяйки, позаботилась о том, чтобы Маттео ждал кубок его любимого вина. Но не успел канцлер пригубить напиток, как Танкред наклонился над столом и протянул старику письмо.

— Послание от