– Хватит, Брик, – прозвучал совсем рядом спокойный голос Шторма, и я заставила себя не подпрыгивать. И не оборачиваться. – Тебе давно пора спать.

– Но я…

– Иди, Брик.

Мальчишка на миг взвился, сверкнул глазами-угольками, желая возразить, но тут же понуро опустил голову и послушно поплелся в сторону домов-лодок. Я проводила его сочувствующим взглядом. И все-таки посмотрела на севшего рядом Шторма.

– Ты строг с ним.

– Последний Берег не место для нежностей.

Я подняла брови, но промолчала. Хотя мальчишку стало немного жалко. Интересно, как он вообще тут оказался? Вряд ли успел в своем юном возрасте совершить преступление, да и личико у ребенка чистое, без всяких порочащих знаков. Как он попал в эту бухту проклятых?

Шторма Брик слушался беспрекословно, и я бы подумала, что Брик – его сын, если бы видела хоть малейшее сходство. Но темноглазый и темноволосый мальчик был почти антиподом взрослого ильха.

Ничего общего. Хотя, конечно, Брик мог пойти в мать.

Я качнула головой. Не мое это дело, со своими бы вопросами разобраться.

– Приятный запах. – Шторм наклонился и втянул воздух возле моей шеи.

Кожу покрыло мурашками. Я наградила наглеца суровым взглядом и отодвинулась. Ильх, ничуть не смутившись, уселся рядом.

– Скучала?

– Вот еще, – фыркнула я. – Здесь полно тех, кто готов меня развлечь.

Я сделала широкий жест рукой. Шторм посмотрел на разбитый нос Иргана.

– Уже наслышан о твоих развлечениях, ярая дева.

Я покосилась на ильха. Это что же, комплимент?

– Не каждая дева не испугается обозленных ильхов Последнего Берега.

Да. Это точно комплимент. Я снова покосилась на Шторма, не зная, как реагировать на его слова. И неожиданно сказала правду:

– Если честно, то я испугалась. Но… я знаю, что когда боишься, надо бить первой. И страх проходит. Мне было одиннадцать, когда родители привели меня в бассейн. Ну это такое место, где много воды. А еще много мальчишек. И я им совсем не понравилась. Они окружили меня толпой и велели убираться. Пришлось макнуть в воду зачинщика. Несколько раз. – Я улыбнулась своим воспоминаниям. Мне тогда тоже досталось – и от задиры, и от тренеров, но я ничуть не жалела. И никто больше не смел называть меня «сопливой малявкой».

Шторм подозрительно долго молчал, и я повернула голову. И увидела его взгляд. В нем снова шумело море…

– У тебя снова что-то с глазами, – сообщила я.

Ильх, кажется, застонал. По крайней мере, издал какой-то похожий звук. Резко выдохнув, отвел взгляд и даже отодвинулся от меня подальше.

Повисло неловкое молчание. Пожалуй, не стоит говорить ему о глазах. Каждый раз ильх на это как-то странно реагирует.

– Нана развлекает нас рассказами о морском разбойнике Ярле-Кровавое-Лезвие. Очень занятные истории!

Шторм нервно дернул головой, но не повернулся. Я ощутила, как нарастает между нами напряжение. Воздух сгустился и стал медовым, дрожащим в свете костра. Тело покрыли колкие и острые искры, внутри завибрировало. Что это за чувство? Предвкушение? Но чего?

– В этих россказнях нет ни слова правды, – пробормотал Шторм.

Я пожала плечами, стряхивая непонятную дрожь.

– Зато они нравятся Брику. Да и мне тоже. Ты пришел и испортил все веселье. Я бы послушала еще об ужасном черном хёггкаре и его безжалостном капитане. И о сражении с целой ордой морских чудовищ.

Шторм издал тихий смешок.

– Уверен, Нана все это выдумала.

– Ну и что же. Я, знаешь ли, люблю истории про лихих разбойников. Похоже, этот ваш Ярл-Лезвие был тем еще мерзавцем! Нана рассказывала, как он в одиночку покрошил целую толпу врагов! А потом вырезал сердце их главаря и съел его сырым. Брик был в восторге.

– Нане лучше заняться своим котлом, а не болтать глупости, – мрачно ответил Шторм.

– Конечно, Нана все выдумала. Но мальчику нужен герой, пусть и выдуманный.

Я поднялась, и Шторм вскинул голову.

– Мира?..

Что? Я застыла, глядя на него сверху вниз. В его пугающие глаза, в лицо, перечеркнутое черным знаком. Тем самым, за который ильха может убить каждый прохожий на фьордах. Заколоть даже во сне. И получить за это награду.

– Ничего, – снова отодвинулся он.

Я кивнула и ушла, решив не думать о Шторме. Он самый последний ильх, о котором я хотела бы думать!

И лишь придя на «Медузу», я вспомнила, что мое время «гостьи» закончилось. А где мне жить теперь, я так и не спросила. Надо было вернуться к кострам, но внезапно меня покинули силы. Сев на край кровати, я поняла, что просто не могу с нее подняться. Что глаза сами собой закрываются, и я прямо сейчас усну. В одежде. Этот день снова оказался слишком длинным.

Кое-как стащив обувь и ослабив завязки рубашки, я залезла под тяжелое одеяло и…

…и оглянулся. Вокруг шумел мой город. Я знал его и любил. Он был прекрасен. Лучший город на земле скал и озер. Я шел по оживленной улице, кивая встречным ильхам и ловя взгляды дев. Они все смотрели на меня, все. Я видел их чувства. Обожание, уважение, любовь, желание.

Гнев. Боль. Страх… Последнего стало слишком много, и меня это злит. Почему они боятся? Я дал им лучшее. Я построил город, равного которому нет на фьордах. Ради диковинок и чудес нашего дома сюда плывут хёггкары из самых дальних земель. Так почему я постоянно чую запах страха?

– Перворожденным это не нравится… Перворожденные гневаются…

Шепот проносится над площадью и стихает, стоит мне обернуться. Ярость дрожит внутри. Глупцы! Я дал им все. А они боятся и поминают Перворожденных! Какие же глупцы!

– Отныне в этом городе никто не будет поминать Перворожденных! Я запрещаю! – кричу я. И вижу ужас в глазах людей. Вижу, как они отшатываются, а уважение на их лицах сменяется паникой. Но ярость, черная огненная ярость уже застилает глаза. – Отныне все будет иначе!

– Но риар… как же без Перворожденных? Кто мы без них? – бормочет конухм. Он стар. Так стар, что уже не боится спорить даже со мной.

– Нет никаких Перворожденных! – ору я. – Они все в ином мире! А мы здесь. И жить надо здесь. Жить грядущим, а не глупыми традициями и суевериями. Жить тем, что я даю вам, всем вам! В моих руках свет новой жизни, свет знаний!

Они шарахаются в сторону, и злость застилает глаза. Проклятые глупцы! Разве они не видят, как прекрасен наш дом? Разве не понимают, каким он станет завтра?

Проклятые испуганные дураки.

Отворачиваюсь.

Белые ступени расстилаются передо мной полотном. Дорогой в небо. Тысяча без одной гладких, мраморных ступеней. Я мог бы сесть в поднимающую корзину и взлететь на верхнюю террасу за несколько минут. Но мне нравится идти пешком. Нравится смотреть по сторонам, видеть укрощённый водопад, ровные дуги моста между двумя пиками скалы, стальные кольца, охватившие гору, и пузатые светильники, покачивающиеся вдоль лестницы. Мне нравится то, что я создал. И то, о чем еще только мечтаю.