За столом сидит Михал Иваныч. Он смотрит сквозь меня на кого-то, кто стоит у меня за спиной. Оборачиваюсь и вижу моего мужчину. Точно моего? Сейчас Мёд не похож на себя. Хороший костюм, дорогие часы на запястье, стрижка явно салонная и борода ухоженная… Ого!

Ни Михал Иваныч, ни Марк меня снова не замечают. Для них я — воздух, пустое место, приведение. Но я даже рада — пара раскрытых тайн обеспечено точно.

— …Не ври мне! — голос Марка рвёт мои барабанные перепонки.

— Я не знаю, где Марта! — орёт в ответ Иваныч.

— Лес сгорел к чертям, дом тоже! — сын рычит на отца. — Ты всю дорогу угрожал устроить там пожар, если мама не будет играть по твоим правилам!

— Угрожал — да! — Михаил даёт по столу кулаком. — Но я этого не делал! Марк… — замолкает на пару мгновений, — нам стоит готовиться к худшему.

Мёд меняется в лице и делает пару шагов назад:

— Хочешь сказать, что мама мертва? — он произносит это тихо и с большим трудом.

— Мне ещё ночью сообщили про пожар. Марта была где-то в лесу… Шансов, что она выжила, практически нет.

— Ты её убил…

— Сынок, ты дебил? — почти спокойно спрашивает Михаил. — На хрена мне убивать Марту?

— Моя версия — ты узнал, что я переписал на неё все гектары леса, которые мне принадлежали…

— Интересно! — Иваныч трёт пальцами щетинистый подбородок, щурится. — Продолжай базар.

— Так и будешь под дурака косить? — Мёд явно ему не верит. — Теперь право собственности на землю вернётся ко мне, а сгорело-то не всё, — он поджимает губы. — Мама никогда бы не сделала тебя хозяином нашего леса, поэтому ты от неё избавился. Со мной тебе договориться проще. Только не в этот раз, отец.

— Стройная история, — Михаил горько ухмыляется. — Но я не знал про ваши мутки. Первый раз слышу, что лес принадлежит Марте. Да и пофиг как-то. Я нормально поднялся, бабла хватает. Так что, малец, версия твоя — муть полная.

— Я тебе не верю, — заявляет Марк. — Молись, чтобы мама оказалась жива, иначе… — у него кулаки сжимаются.

— Чо иначе? — Иваныч достаёт сигарету, прикуривает.

— Ни хрена. Нет у меня больше отца, — тихо хрипит Марк и выходит из кабинета.

Ох, ни фига себе сейчас драма произошла!

Я в полном ступоре, Иваныч тоже. Он докуривает, тушит бычок в пепельнице, достаёт из пачки следующую сигарету. Смолит и сверлит глазами одну точку. Не похож он на человека, который пытался кого-то убить. На нём лица нет…

Мне жалко Михаила. И Мёда жаль. И Марту. Если с ней случилось что-то плохое — это настоящая трагедия.

Я пытаюсь выйти из кабинета, чтобы догнать Марка — посмотреть, что с ним произошло потом, но дверь открыть не получается. Видимо, дальше этого события мне идти нельзя. Чёрт… С одной стороны, я увидела не так уж мало, а с другой — ни фига не понятно. Узнать бы хоть, какой сейчас год.

Скольжу взглядом по стенам — календаря нет. Зато есть сотовый Иваныча, который он берёт в руки. Михаил крутит телефон, оживляет экран — словно собираясь кому-то позвонить, но не решается. Я молнией мчу к нему, смотрю на дату в телефоне — пятое сентября, две тысячи двенадцатый год.

Угу, так…

Приложив палец к щеке, пытаюсь вычислить, сколько Мёду лет на момент, в который я попала. Если в девяносто восьмом, где я очутилась прошлый раз, ему было около пяти, то… в двенадцатом ему восемнадцать или девятнадцать — мой ровесник. Тот самый возраст, когда пик бунтарства позади, но кровь ещё горячая. По себе знаю.

— Что нового? — Иваныч говорит по телефону. — Ищите… Ищите, я сказал! Найдёте её живой — озолочу, — рычит и сбрасывает звонок.

Михал Иваныч смотрит на потухший экран мобильника, а руки у него дрожат. Я ни разу не видела его в таком состоянии. Что бы ни происходило, он всегда оставался мужиком — каменным, нерушимым, настоящим. Мне казалось, он любую эмоцию может взять за горло, а сейчас я вижу во влажных от слёз глазах боль.

— Держитесь… — шепчу.

Мне хочется подбодрить Иваныча, но он меня не видит и не слышит.

— Ну, Марта… сука, — Михаил подкуривает сигарету. — Решила сдохнуть по красоте, чтобы поссорить меня с мальцом? — он словно говорит с ней. — Ты всегда хотела, чтобы сын держался от меня подальше. И, походу, тебе это удалось.

* * *

Утро не доброе. Оно просто не может быть добрым в шесть часов!

Меня разбудил Федя. Сказал, что сегодня мы едем в город на оптовку. Так себе мотивация, если честно.

Вчера я долго добирался до «Кони-пони» — деньги на такси тратить не хотел, а автобусы уже не ходили. Припёрся на ферму в третьем часу ночи и упал на свою скромную лежаночку. Помню, Фёдор что-то бубнил о том, что Иваныч за меня похлопотал перед Мариной и мой первый рабочий день начнётся в девять утра.

Так, какого хрена?! Растолкал меня в шесть, а я не бе, ни ме, ни кукареку. На оптовку, блин… Полжизни бы отдал, чтобы оказаться сейчас подальше отсюда, на одной кровати с моей сладкой булочкой. Сгрёб бы её сонную, тёпленькую в охапку и-и-и…

— Давай быстрее, — командует конюх. — Я пошёл грузовик заводить.

Зевнув, я отправляю недосып в жопу — надо пахать, работать, вкалывать. Деньги нужны. Жаль, не увижу Дину, когда она придёт на работу. Но ничего, позже встретимся. Нам надо многое обсудить.

Если честно, я поражён её реакцией на правду. Думал, у булочки случится истерика или она пошлёт меня подальше, сказав, что я психопат. Даже превращаться не пришлось — поверила. Только бы прошедшая ночь не изменила её мнения. Женщины любят думать и приходить к логическим выводам.

Разволновался от мыслей. Сижу дышу. А надо собираться и дуть к Феде.

Оторвав себя от лежанки, нахожу в своей сумке зубную щётку, пасту, полотенце, одеваюсь и пру на улицу умываться. Танцы под собственный мат у бочки с холодной водой освежают. На улице сильно осень. Я даже почти проснулся. Почти, но не совсем.

Чем ближе зима, тем труднее мне просыпаться по утрам. Скоро я лягу спать и захраплю на несколько месяцев. Об этом надо рассказать Диане сегодня первым делом. Боюсь, она расстроится. Я уже…

— Машина — зверь! — Федя с доброй улыбкой хлопает ладонью японский грузовичок.

Зверюга! На последнем издыхании. Надеюсь, до города доедем.

Мчим по трассе. Конюх за рулём с песней, я на пассажирском с глазами срущей мыши. «Японец» рычит так, что кажется, вот-вот пойдёт на взлёт, и брякает под брюхом у него как-то… сука, опасно. Скорость приличная, и если мы улетим в кювет, будет максимально неприятно.

Короче, фиг я поспал по дороге.

На оптовой базе утренний ажиотаж — очередь из машин на входе. Мы успеваем встать пятыми и, по словам Феди — это шикарно. Закупимся быстренько и поедем обратно на ферму.