целью предотвратить возможные беспорядки и террористические акты во время визита английской королевы в Северную Ирландию. К участию в операции были привлечены воинские и полицейские части в составе 32 тыс. человек. Многое изменилось в мире с тех пор, как 60 лет назад король Георг V открывал североирландский парламент, нет и самого парламента. Но по-прежнему в Ольстере рвутся бомбы, гремят выстрелы, льется кровь. Современный острейший социально-политический кризис в Северной Ирландии — свидетельство того, что ольстерский вопрос не удалось решить путем раскола страны. Раздел нанес обеим частям страны колоссальный ущерб в экономической, политической, социальной и культурной областях. Его губительные последствия — дань, которую ирландцы платят британскому империализму и поныне.

Бывший доминион Ирландское свободное государство (с 1937 г. Государство Эйре, с 1949 г. Ирландская Республика), получив в наследство от колониального периода отсталую аграрную экономику, с опозданием на целое столетие прошел стадию промышленной революции. Основные усилия в этом направлении пришлись на 30– 40-е годы; они потребовали крайнего напряжения сил и сопровождались трудной борьбой с противодействием британского империализма делу индустриализации Ирландии. И все же, несмотря на немалые успехи, достигнутые главным образом в государственном секторе, страна так и не смогла изменить свое зависимое положение в навязанном империализмом международном разделе труда, преодолеть массовую эмиграцию, хроническую безработицу, отставание и обезлюдение западных областей страны.

Вплоть до начала 60-х годов она продолжала оставаться сырьевым придатком бывшей метрополии. Наметившийся в 60-х годах скачок (в эти годы темпы промышленного роста увеличились с 1 до 4 %) был достигнут слишком дорогой ценой — за счет отказа национальной буржуазии от продолжения борьбы за полную национальную независимость Ирландии и ее откровенной капитуляции перед империализмом. Страна стала «землей обетованной» не только для английских, но и для американских, западногерманских, голландских и даже японских монополий. В 1973 г. Ирландия вслед за Англией вступила в «Общий рынок».

В результате раздела страны Ольстер из наиболее развитой в промышленном отношении провинции Ирландии превратился в британское захолустье, район хронической экономической депрессии и высокой безработицы. 3? исключением периода второй мировой войны, когда рост промышленности поощрялся военными заказами, для Ольстера были характерны замедленные темпы экономического развития. В 20–30-е годы сказалось нарушение общеирландских связей и как следствие сужение внутреннего рынка. На эти процессы наложился мировой экономический кризис. Были подорваны позиции традиционных ольстерских отраслей — судостроения и полотняной промышленности, поглощавших большую часть рабочего населения провинции. В 1930 г. в Белфасте было 20 тыс. безработных текстильщиков, а число рабочих, занятых в судостроении, сократилось за период с 1924 по 1933 г. в 10 раз{166}. Если в среднем после первой мировой войны 25 % рабочих Ольстера не имели работы, то в период экономического кризиса эта цифра колебалась от 28 до 31 %, а среди трудящихся-католиков было тогда до 40 % безработных{167}.

Послевоенная активность североирландской экономики была обусловлена вооружением стран НАТО. С середины 50-х годов Ольстер превратился в бедствующий район Соединенного Королевства. Продолжался упадок традиционных отраслей промышленности. О происшедших в них колоссальных изменениях говорят следующие цифры: в 1949 г. в судостроении, текстильной и связанной с ними промышленности было занято 55 % рабочей силы Северной Ирландии, а к 1970 г. только 26 %{168}. В провинции постоянно отмечался самый низкий в Соединенном Королевстве уровень валового национального продукта на душу населения и самый высокий процент безработных (в 3–4 раза превышающий данные по Соединенному Королевству в целом){169}. Ирландские коммунисты указывали, что «после второй мировой войны, даже когда в Англии была полная занятость, в Северной Ирландии существовала хроническая безработица». Жители провинции получали самую низкую заработную плату в стране. В 1969/70 финансовом году заработок взрослого мужчины в Северной Ирландии составлял 81 % в промышленности и 74 % в сельском хозяйстве от среднего уровня по Соединенному Королевству{170}. Если добавить к этому, что жилищные условия населения Ольстера были признаны худшими в Европе (основной жилой фонд Белфаста, к примеру, составляли дома, построенные в прошлом веке), то неудивительно, что уровень жизни трети жителей провинции был ниже официально зарегистрированной черты бедности.

В общественно-политическом плане «автономный» Ольстер представлял собой образец самых диких и архаичных форм реакции. В нем прочно установился антидемократический юнионистский режим, характеризуя который представительница движения за гражданские права Бернадетта Девлин писала: «Перед нами средневековый уклад мышления, который некоторые трезвомыслящие люди с мучительным трудом стремятся поднять до уровня XVIII столетия. Здесь любой, кто политически или в каком-либо ином отношении достиг уровня XX в., уже революционер»{171}.

Юридической основой юнионистского государства служили не столько английские конституционные правила, сколько чрезвычайное законодательство, принятое североирландским парламентом (Стормонтом) в 1922 г. на временный срок, а с 1933 г. действующее постоянно. Чрезвычайное законодательство предоставляет властям право ограничения и отмены свободы слова, печати, собраний и демонстраций, разрешает полиции производить без соответствующей санкции обыски и аресты, заключать в тюрьму без следствия и суда, аннулирует неприкосновенность личности и жилища.

Североирландская история XX в. подтвердила справедливость высказывания К. Маркса, отмечавшего, что «законы о чрезвычайном положении, за исключением некоторых кратких периодов, составляют хартию Ирландии»{172}.

Опираясь на репрессивные законы, с помощью военизированной полиции и вооруженных отрядов специальных сил В, юнионистская партия 50 лет безраздельно господствовала в шести ольстерских графствах. Ее лидеры, представлявшие верхушку буржуазно-помещичьих кругов (89 % членов Стормонта вышло из этих классов, составлявших 12 % населения), десятки лет без всякой конкуренции занимали пост премьер-министра[23]. Так на практике реализовалось пожелание одного из премьеров, Дж. Эндрюса, провозгласившего, что юнионистское правительство всегда должно оставаться у власти в Северной Ирландии. Формально оппозиция существовала, хотя и не являлась единой организованной силой. Ведущая оппозиционная партия — националистическая — не представляла угрозы правлению юнионистов. Она обладала в провинции незначительными позициями, занимая в Стормонте от шести до девяти мест из 52 возможных, и не могла реально претендовать на власть. Более того, не признавая нового государства, националисты в течение 10 лет после его образования бойкотировали все формы общественно-политической жизни провинции, от парламента до местного самоуправления, облегчая юнионистам осуществление дискриминации католического населения. После того как с начала 30-х годов националистическая партия стала участвовать в выборных органах (хотя до 1965 г. и не принимала статуса официальной оппозиции), она сосредоточила свою политическую деятельность на задачах воссоединения страны, игнорируя важнейший вопрос о положении католического меньшинства и ослабляя тем самым свои позиции. «Антигосударственные» выступления националистов способствовали дальнейшей поляризации общества по религиозному признаку, закрепляя в сознании протестантских масс представление о нелояльности католиков — врагов собственности и государства. Объединяя своих сторонников под идейным знаменем католицизма, ольстерские националисты стояли на сектантских позициях, что отрицательно сказывалось