Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тоже люблю его, – вяло возразила Саша, разглядывая ноготь, который обгрызла накануне.
– Любишь, – согласился Артур. – Но для тебя существует еще много важных вещей: творчество, наши расследования, твои воспоминания. А у него только ты…
– И что ты хочешь сказать?
– Что тебе и не нужна безумная любовь, которая поглотит тебя с головой и мир просто перестанет существовать.
Она жалобно переспросила:
– Не нужна?
– Нет. Хотя порой тебе кажется, что ты ждешь ее. Ищешь. Цепляешься душой за разных парней… Но на самом деле ты будешь чувствовать себя спокойно и счастливо только в таком вот состоянии, – Артур не сразу подобрал определение, – мягкой привязанности. Она не вытягивает из тебя всю душевную энергию, и это хорошо. У тебя остаются силы на остальное. На жизнь.
Она повернула к нему измученное личико:
– Но ты ведь любил маму – очень!
– Да, – сразу согласился он. – Но мне-то сколько лет? Я уже насытился всем… Ну всем, что я уже перечислял. Кроме творчества! Не дал Бог таланта. А если ты сейчас влюбишься так же, то не сможешь ни сочинять, ни думать. Твоя голова, твое сердце, все существо твое будет занято только одним… Тебе этого хочется?
И уже сам понял – хочется. Как глупо с его стороны задавать такой вопрос девятнадцатилетней девочке… Кого в этом возрасте не тянет сойти с ума от безумной любви? Черт бы ее побрал…
Артур вздохнул и открыл дверцу:
– Ладно, пошли работать.
– У нас с Никитой никогда не будет так, как у вас с мамой, – донеслось из машины.
Наклонившись, он заглянул внутрь, Саша не двинулась с места, сжалась в уголке, точно наказанная. У него заныло сердце. Меньше всего Артуру хотелось, чтобы она чувствовала себя обреченной…
– Конечно, не будет, – произнес он мягко. – Вы – другие, у вас и должно быть все иначе. Сколько людей, столько судеб, это же прописная истина. И потом… Я не лучший пример, Сашка. Мою жизнь уж никак нельзя назвать счастливой.
Так ничего и не ответив, она выбралась из «Ауди», как всегда, аккуратно закрыла дверцу и, не взглянув на Логова, направилась к мраморному крыльцу, которое охранял щуплый полуметровый лев с глуповатым выражением морды.
– Погоди! – выкрикнул Артур, едва не задохнувшись от жалости.
Остановившись, она чуть повернула голову – тонкий профиль показался ему росчерком самой печали… Логов шагнул к ней и встал так, чтобы заглянуть Сашке в глаза.
– Забудь все, что я сказал. В моих словах есть здравый смысл… Но кому он приносил счастье? А мама хотела бы видеть тебя счастливой. И я тоже… Так что наплюй на все доводы рассудка, если чувствуешь себя загнанной в ловушку. Жди своего невероятного счастья.
Она криво усмехнулась, отведя взгляд:
– Думаешь, оно придет?
– Кто знает… Но если его не ждать, оно точно не придет. Только Никиту не мучай больше. Ты мечешься, а он страдает. Отпусти его, Сашка. Если не нужен, отпусти.
В ее голосе задрожали слезы:
– Как не нужен? Я не знаю… Как я без него?
Убедившись, что никто не наблюдает за ними из окон, Артур сгреб ее в охапку:
– Иди сюда… Ну, что ты плачешь, дурочка? Неужели так трудно понять, что тебе на самом деле нужно?
– Трудно.
– Наверное, – согласился он. – Видишь, как я плохо помню себя в твоем возрасте…
Шмыгнув, Саша быстро вытерла глаза:
– А мне кажется, ты и сейчас в моем возрасте.
– Да ну? Я – старый и нудный, вот учу тебя жизни, в которой ни черта не разбираюсь. Не слушай меня, что я соображаю в любви? Мне просто повезло однажды… Безумно повезло! Но ненадолго… Так что эксперт из меня хреновый. Извини, что полез с советами!
– Кто еще мне посоветует? У меня только ты.
– А у меня – ты, – быстро прижавшись губами к ее теплой макушке, Артур разжал руки и отступил. – Вот почему я так хочу, чтобы ты была счастлива.
– Я понимаю. И знаешь что? Ты чувствуешь меня, как никто другой! Я ведь сама сегодня думала, глядя на вас с Моникой…
Он подавился смешком:
– На нас с этой псиной?!
– Не перебивай, – взмолилась Саша. – Понимаешь, она так смотрела на тебя, точно ты – весь ее мир. И я поняла, что не вынесу такой любви… Не хочу влюбляться по уши. Чтобы здесь, – она прижала руку к груди, – осталось место для всего, о чем ты говорил… Я ведь больше всего на свете хочу писать прозу! Ну и стихи иногда…
Ему показалось, будто он слегка приподнялся над землей – так полегчало от этих слов. Не замечая того, что сияет от счастья, как мальчишка, которому подарили живого щенка, Артур выдохнул:
– Сашка! Ты оставляешь его, да?
– Ты говоришь о нем, как о питомце, – упрекнула она.
– Некоторые люди любят питомцев больше, чем членов семьи.
Саша фыркнула:
– Был бы ты моим ровесником, я назвала бы тебя дурачком!
– В наших сказках как раз дурачки – самые умные и везучие, – он окинул взглядом дорогие машины, стоявшие на парковке. – Пусть и сегодня мне повезет! Судя по всему, семейство уже в сборе.
На этот раз им выпало счастье повидать всех Венгровских. Андрей Борисович привез свою нынешнюю жену Ренату, уже заметно беременную, но державшуюся с той легкостью, которую дает спортивная подготовка. Его первая супруга Светлана цепко держала за руку их общую дочь Лику – Сашкину ровесницу.
«А он всеяден!» – Логов с трудом подавил усмешку. Жены Андрея Венгровского были живым воплощением антиподов: высокая брюнетка Рената, крепкая, с цепким взглядом, и хрупкая блондинка Светлана, которую здорово старили опущенные уголки тонкого рта, и потому она выглядела иссохшей. За то время, пока они находились в кабинете нотариуса, обставленном в псевдоампирном стиле, Светлана не улыбнулась ни разу.
Лика походила на мать, но юность еще придавала ее лицу округлой свежести, и девушка казалась прелестной. Но Логов уловил: отец старается не смотреть на нее, даже сел слегка отвернувшись. Он решил, что Венгровский боится огорчить беременную жену.
Отдельно от них в красном кресле с медового цвета подлокотниками устроилась Ярослава, которая походила бы на красавицу княжну, если б не уныние, от которого все черты ее казались оплывшими.
«Но ей не хотелось, чтобы все догадались, что она плакала, – отметил Артур. – Возможно, всю ночь провела без сна… А макияж отличный! Она умеет держать себя