природы, снизу вверх, перемещались в пространстве вместе со мной. Стоило закрыть глаза, отдавшись теплу воды, и меня начинало медленно кружить, увлекая в прошлое и мгновенно перенося в будущее. Со мной в одной кабине оказывались и мама, и сестра, все ребята, в которых я влюблялась, но это не вызывало смущения. Мы все были только образами… Душами, если угодно.

И мне все чаще казалось, что переход в загробный мир примерно так и выглядит. Он ничуть не пугал. Надеюсь, мама испытала облегчение, перестав корчиться от острой боли, пригвоздившей ее к бетонному полу подъезда. В подобном лифте, уносящем в небеса, она наверняка смеялась от радости, убедившись, что бояться смерти не стоит. Не сомневаюсь, что мама пыталась поделиться этим открытием со мной, только не нашла лазейки в непроницаемой стене, разделяющей наши миры. Мне тоже не удается ее отыскать, чтобы шепнуть маме:

– У меня все хорошо. Даже лучше, чем я того заслуживаю.

Мама, конечно, не согласилась бы со мной. Для нее я всегда была средоточием Вселенной. Как и для Никиты…

Похоже, Артур проснулся еще на рассвете, раз столько успел. Даже за круассанами съездил в местную пекарню. Это внезапно тронуло меня до слез: как удается этому человеку не запачкаться злобой, которую он разгребает годами?

– Как в Москве, – напомнила я, макая кусок сдобы в клубничное варенье.

Подозреваю, что Артура мутило оттого, как я это проделываю, но он держался стоически. С видом потомственного аристократа намазывая свой круассан маслом, он улыбнулся. Не напоказ, как делал, очаровывая свидетелей, за что мне частенько хотелось его стукнуть! А по-домашнему спокойно. И только для меня. Его лицо озарилось добротой, и в большой столовой стало светлее, будто солнце заглянуло в окно. Красивым людям дана такая удивительная возможность – одним своим видом превращать жизнь в праздник. Те из них, что не стали законченными мерзавцами, сознают, какой полноцветной радугой входят в наш мир, и выполняют свое предназначение ответственно, оберегая дар, полученный свыше.

Логов как раз из таких. Хотя вряд ли те, за кем он охотился, были так уж рады видеть его… Сейчас мы нагрянем к людям, которые точно не испытают восторга от новой встречи со следователем.

– Откуда ты узнал, что завещание огласят уже сегодня?

– Не поверишь! Ярослава сама мне позвонила.

– Мишина сестра? – зачем-то уточнила я, хотя это и так было очевидно.

Артур кивнул и отправил в рот остаток круассана. Прожевав, он бодро сообщил:

– С одной стороны, это должно навести нас на мысль, что она не была заинтересована в смерти брата и, соответственно, не имеет ни малейшего отношения ко всему случившемуся в цирке. Но!

– Обманка, – подсказала я.

– Именно.

Мне не очень верилось в дьявольское коварство Ярославы, и я напомнила:

– Она же была ему вместо матери…

Он злобно фыркнул:

– А то мы не видели матерей, убивавших собственных детей!

С этим невозможно было не согласиться. Тем более Ярослава не особенно мне понравилась… Была в ней очевидная двуличность: любя младшего брата, она поддержала анафему, которой предал его отец. Разве настоящая мать предпочтет собственные корыстные интересы?

Вслух я этого не произнесла, а то Логов тут же выкатил бы мне бесконечный список женских имен… За годы работы он насмотрелся на разных тварей, такого и кунсткамерой не удивишь.

А наши домашние твари, досыта накормленные Логовым, уже разбежались по усадьбе. С нами оставалась только Моника, не спускавшая с Артура влюбленных глаз. Мне нравилось, что эта застенчивая собака никогда не навязывается ему со своей любовью, держится поодаль, но желтый взгляд ее так и сочится нежностью и восхищением, каких Логов не дождется ни от одной женщины. Даже моя мама никогда не смотрела на него так, а ведь она любила его.

Я не сомневалась, что Артур не забудет попрощаться с Моникой, и все же замерла, когда он встал из-за стола, подхватив тарелку и большой бокал с изображением какого-то фрика из их юности. Каждый раз забываю, кто это такой… Но помню, что эту чашку ему подарила моя мама, и Артур перевез ее сюда с теми немногими вещами, что прихватил из своей квартиры.

Его руки были заняты, а Моника уже вытянулась, дрожа всем телом.

«Не дай бог так любить кого-то, – неожиданно открылось мне. – Чтобы весь мир сосредоточился в одном человеке? Это же мука мученическая… Не хочу такого».

Никита смущенно улыбнулся мне на расстоянии километров: «Ты и не любишь меня так. Тебя не поглотит целиком. Вот почему я для тебя самый подходящий вариант. Ведь из нас двоих собака – это я».

А Логов поставил бокал на тарелку и свободной рукой погладил теплый лоб Моники. И я физически ощутила восторг, мелкой волной пробежавший по собачьему телу…

По дороге Артур рассказал, что им удалось выяснить о вчерашнем пребывании Стасовского в цирке. Он пришел раньше нас, часов в десять утра, прямо как офисный работник, так что Лена не обманула меня. Дождался Артура, они переговорили, чему я сама была свидетелем. Беседу особенно успешной не назовешь, ничего нового нам выведать не удалось. А когда я обнаружила труп Тараскиной и выдернула Логова из кабинета директора, отпущенный им Стасовский хотел было отправиться домой, но внизу столкнулся с Мартой.

Марат Курбашев стал свидетелем их яростной ссоры: разбежавшиеся супруги орали друг на друга прямо в фойе так, что было слышно, наверное, даже на улице. Марта упрекала мужа в том, что тот специально не поймал Мишу, и бросала ему в лицо: «Убийца! Ты убийца!» По словам Курбашева, его напарник после этого сразу ушел. Понятно, что Стасовский был во взвинченном состоянии, но если ему и хотелось кого-то задушить, то явно не билетершу. Тем более в момент ее смерти его еще не было в цирке…

О погибшей Анне Эдуардовне Тараскиной оперативники накопали вот что: с юности она работала медицинской сестрой в одной из московских больниц. Многие ее товарки остались на посту и после официального выхода на пенсию, а Тараскина уволилась: за десятилетия работы у нее развилась стойкая аллергия на лекарства.

Но пенсии на жизнь не хватало, и она решила подработать. Поскольку ее дом находится рядом с цирком, а соседкой по площадке оказалась та самая билетерша Нина Васильевна Голубева, которая привела к нам маму наблюдательного Гошки, то долго выбирать не пришлось.

Как раз Нину Васильевну вчера Артур и выцепил в то время, пока я обходила гримерки.

– Подругу она искренне оплакивает, – поделился он. – Это Венгра ей было не особенно жаль. Думаю, из-за всей этой