на вашем поясе рацию. Свяжитесь с ним. Объявите, что музей закрывается. Пусть посетителей выведут. Когда мы закончим здесь, возможно, понадобится пройтись по помещениям здания. Оно должно быть пустым.

– Хорошо. – И Хавьер Барба отцепил от пояса рацию.

Вскоре на экранах мониторов возникла непривычная сумятица – люди потоками стали спешно покидать залы с картинами и скульптурами, просачиваясь в узкие дверные проемы и утекая по лестницам к выходу у пристройки.

– Итак, – начал Эмиль. – Судя по обстоятельствам массового убийства в этом музее, убийцей мог быть либо человек, что здесь работает, либо из полиции, либо из служб.

Вера посмотрела на агента. Тот был хоть и ниже ростом, но по комплекции совершенно не худой. Пожалуй, из всех на роль «Мадридского «Крика» годился только испанский инспектор, который напоминал модель или даже жигало.

– Чертовски остроумно, – пробурчал Леви. – Или вы счеты с кем-то из нас сводите? Я вас впервые вижу…

– Помолчите, агент Леви, – оборвал его Эмиль. – Убийца проник в музей с холодным оружием и покинул его непойманным, хотя на входе у кассы организован хороший досмотр, а остальные двери заперты, и у каждой стоит человек. Так в здание мог проникнуть либо музейный работник, либо полицейский, либо агент секретной службы.

Хавьер Барба и молоденький инспектор переглянулись. Джон Леви поднял голову и посмотрел по очереди сначала на начальника музейной безопасности, затем на тщедушного Хуана Руиза.

– Вы работаете, тыкая пальцем в небо? – усмехнулся Леви. – Мне про вас рассказывали, что вы вроде толковый профайлер, но ваши действия, простите, кретинские. Помимо Барбы есть куча сотрудников, помимо меня и Руиза – других полицейских и агентов. Почему мы трое?

– Хуан Руиз работал в отделе по борьбе с экономическими и финансовыми преступлениями, а наш клиент занимается кражей денег с банковских карт туристов, возможно, применяя хакерские приемы. Сам он был в Ираке в тот год, когда Буша закидали ботинками, а наш клиент упомянул этот случай в переписке.

– Мне было десять в тот год, – подал голос шокированный Хуан Руиз.

Эмиль сунул руки в карманы джинсов и с задумчивым видом повернул к Зое. Пройдя мимо испанского полицейского, он остановился подле него, встав устрашающе близко – нос невысокого инспектора уперся в плечо Эмиля.

Мальчишка побелел, как мел, и отошел от него, опустив голову. Вновь победила сила в этой клетке с павианами. Эмиль просто сумасшедший! Он взял в заложники полицейского, начальника музейной безопасности и агента ФБР, который ко всему прочему был атташе в посольстве США. Попахивало международным скандалом.

– Что до вас, Хавьер Барба… – продолжил Эмиль и махнул рукой, останавливая себя. – Ладно. Начнем с главного. У нас у всех должен быть полный набор карт на руках.

Сев на стол, он начал рассказывать все по порядку. И, надо отдать ему должное, был правдив до конца. Он начал с того, что компьютер его дяди, исполняющего роль секретаря, был взломан. Рассказал о видео с боди-камеры убийцы, которое пришлось уничтожить, потому что в дело вмешалась несовершеннолетняя девушка по имени Аксель Редда. Рассказал, как добыл ее переписку с неизвестным. Объяснил, что эта переписка раскрывает незнакомца как серийного убийцу и мошенника родом из Штатов, именно поэтому пришлось привлечь Интерпол и ФБР, которое владело базой данных по серийным преступлениям. Предположил также: либо Аксель подбила его на убийства в Прадо, либо он воспользовался ею, как прикрытием, чтобы совершить громкое преступление безнаказанно и потешить свое самолюбие.

В конце концов, Эмиль раскрыл и то, что второй визит Мадридского «Крика» – ее рук дело. Признался, что нарочно отпустил девушку, желая выяснить, каким путем она уйдет.

Вера слушала, затаив дыхание, и поглядывала на Зою, которая опустила подбородок на тыльную сторону ладони, в ее пальцах поблескивал пистолет.

– Теперь вы знаете все, – заключил Эмиль. – Мистер Леви, я обещал вашему начальству, что выдам все сведения, какими владею. Я это сделал.

В комнате стало тихо, только по-прежнему негромко жужжали кулеры компьютерных процессоров и мерцали экраны с пустыми залами музея. Эмиль поднял с пола свой рюкзак, вынул ноутбук и открыл его.

– Вот скрины этой переписки.

Джон Леви перестал тереть челюсть, подкатил пустующий стул на колесиках и сел за стол.

– А с этого начать было нельзя?

Эмиль равнодушно пожал плечами. Джон Леви открыл папку со скринами, стал их листать, быстро пробегая по тексту глазами и периодически кривясь от боли и головокружения. Он принадлежал к эпилептоидному типу личности, властолюбивый и уважающий только силу, гораздый хорохориться с младшими по званию, но лебезящий перед вышестоящими. Эмиль вовремя указал ему его место.

– А что не так с Хавьером Барбой? – спросил он между делом. – Вы и его подозреваете?

– Хавьер Барба родился в пригороде Сиэтла, отец – американец, мать – испанка, приехала из Мадрида на учебу в 1986 году. Он закончил Вашингтонский университет, как и мать, но получив степень бакалавра по математике и информатике. Хотя при устройстве на работу предъявил лишь диплом Университета Сент-Луиса степени бакалавра искусств, который он окончил позже. Кроме того, служил в Армии США. Сразу же после окончания Вашингтонского университета прошел обучение в Центре боевой подготовки в Бисмае и принимал участие в операции в городе Мосул против «Аль-Каиды», – сообщил Эмиль.

– Все так, – безэмоционально ответил начальник музейной безопасности.

– Это не все. Аксель Редда ведет свою переписку с тринадцатого июня. Седьмого она натолкнулась на мошенника, он хотел хитростью завлечь ее в каннабис-шоп. Эту дату она указала сама. Седьмого же вы, месье Барба, покупаете себе новый телефон. Интересное совпадение.

Хавьер Барба опустил глаза и что-то промычал.

– Что, простите? – переспросил его Эмиль.

– Да, я недавно покупал новый телефон, – сказал он громче. – Странное совпадение. Скрывать не стану.

– Бывает. Согласен, очень неприятно.

– Это разве улика?

– Мелочь, но бросает тень на вашу репутацию. Вы действительно участвовали в той операции в Мосуле, когда был взят последний оплот «Аль-Каиды»?

– Я пробыл в Багдаде до того самого момента, когда наши спустили флаг, – ответил он, подкрепив свои слова кивком. Вера впилась в него глазами, пытаясь понять, лжет он или говорит правду.

– А почему вы решили идти служить? – продолжил допрос Эмиль.

Тот молчал, уставившись в одну точку. Нехороший знак. Замирание чаще всего означает ложь.

– Вам неприятен этот разговор? – спросил Эмиль.

– Не очень. Вы заставляете меня вспомнить дни, проведенные в Ираке. Я давно, очень давно не вспоминал о той ужасной полосе своей жизни.

– И все же, я хотел бы знать, почему вы так резко, со студенческой скамьи нырнули в самую гущу военных действий?

– Это как-то связано с Мадридским «Криком»?