Я не должен отвечать на такие вопросы без адвоката. – Хавьер по-прежнему смотрел в одну точку, мимо Эмиля. Но лицо его было спокойным, ни единым мускулом он не выказывал волнения.

– Честному человеку, запертому в четырех стенах в такой компании, нечего и думать об адвокате, – обведя рукой комнату, сказал Эмиль без тени иронии. – Если только он не убийца.

– Возможно, – кивнул Барба.

– Так зачем вы пошли служить? Просто расскажите нам, и я отстану! Это сущий пустяк.

– Нет, это вовсе не пустяк.

– Важное событие в вашей жизни?

– Поворотное.

– Поворотное? Какое сильное слово. Это чья-то смерть?

Хавьер Барба стоял неподвижно, продолжая стискивать пальцами край стола: ни жестов, ни мимики. Сплошные замирания, у голоса упала тональность, над губой выступили бисеринки пота. Но лицо словно высечено в мраморе. Если он в прошлом солдат, то это могла быть особенность реакции на стресс. Люди, прошедшие военную подготовку, попадая в условия напряженности и давления, отключали свой эмоциональный центр. И Хавьер Барба мог сейчас поступить точно так же. Он приказал себе ничего не чувствовать. Как солдат в окопе.

– Смерть одного очень дорогого мне человека, – наконец сказал он и посмотрел прямо на Эмиля. – Это случилось за несколько дней до защиты диплома.

– Что же произошло?

Хавьер молчал. Его взгляд замер, он опять смотрел перед собой пустыми глазами.

– Вы давите, детектив. Это неэтично, – сказал он. Голос звучал достаточно спокойно, хоть и упал в тоне. Обычно, когда человек лжет, все его тело так напрягается, что он испытывает спазм голосовых связок, и его голос либо падает до хрипа, либо становится визгливым и кричащим.

– Мы просто пытаемся разобраться в том, с кем общалась Аксель Редда, – смягчился Эмиль, поднялся и подошел к испанскому инспектору, желая что-то спросить. Но тот вдруг осел, его колени подогнулись, глаза закатились, и он рухнул в обморок.

Эмиль посмотрел на распростертого у его ног инспектора и приподнял бровь. Вера, не выдержав, бросилась к нему и, подхватив за подмышки, попыталась усадить. Эмиль вздохнул и присел помочь. Вера привалила его к своему плечу, а шеф залепил две звонкие пощечины.

Тот ахнул, отпрянув от них, захлопал глазами и стал извиняться.

– Вы принесли все, что я просил? – прервал его лепет Эмиль.

Инспектор закрыл рот и, выпучив глаза, кивнул.

– Это что за девичьи нежности в самый разгар операции? – повысил голос тот.

– Простите! У меня проблема с ограниченным пространством… клаустрофобия, но я ее почти вылечил.

– Что? – скривился Эмиль. – У вас же такие блестящие результаты в Авиле[20]. Какая еще клаустрофобия?

– Простите меня! Ради бога, простите, – бормотал испанец, покраснев. Он смущался и прятал глаза. Наконец парень поднялся, подбежал к столу и распахнул первую папку сверху. – Это незакрытые дела, подходящие под наш случай. Семь человек – все туристы, кроме одного, – были найдены в состоянии опьянения, мертвецки пьяными и… мертвыми. – От волнения он запутался в английских словах. – Двое попали под машину при невыясненных обстоятельствах, тоже были мертвецки пьяны. Вскрытия не делали, только брали анализ на токсикологию.

– Вы общались с жертвами родственников?

– Да, завтра прибудут две свидетельницы. Одна из Австрии, другая – из Италии. Они согласны сотрудничать. С остальными пока ведут переговоры.

Эмиль, перебирая папки, вынул одну, открепил фотографию жертвы и протянул ее Джону Леви.

– Что скажете, мистер Леви, об этом человеке? А то что-то вас не слышно.

Агент ФБР оторвался от экрана и, шмыгнув носом, поднял глаза на Эмиля. Вера увидела, как он часто задышал и захлопал ресницами. Из-за резкого движения лицо сильно побледнело, он сжал двумя пальцами веки.

– Герши, я вас убью. Вы мне нос сломали. А теперь задаете вопросы с таким видом, будто мы всю жизнь напарниками проработали.

– Посмотрите на этого человека. – Эмиль поднял карточку. На ней было запечатлено синее лицо мертвеца с опущенными веками.

– И что? Что конкретно вы от меня хотите? – зло огрызнулся Леви, опять сжав пальцами глаза.

– У вас есть какие-нибудь мысли, кем он мог быть? Вас учат вообще в вашем Бюро профили составлять? Или такое происходит только в сериалах?

– У нас этим занимаются аналитики. А я атташе. Кто это? – Леви сощурился, вырвал из рук Эмиля карточку, бросил на нее короткий взгляд и тут же вернул. – Последняя жертва нашего клиента, полагаю? Дата – седьмое июня. Не турист – судя по имени. Испанский гражданин.

Эмиль подошел к Хавьеру.

– А вы? Узнаете этого человека?

Барба принял фотографию и долго смотрел на нее.

– Я каждый день вижу столько людей… Но этого – впервые, – сказал он, возвращая карточку.

– А кем вы работали до того, как вас назначили начальником музейной безопасности?

– В архиве… и курировал реставрационные работы.

– Вас перевели на должность начальника безопасности после резни?

– Да.

– Старого начальника сняли. Директор даже своего зама уволил. Ушла целая тьма смотрителей. А вы остались.

– На мне висят много обязанностей.

– То есть фактически вы были вторым замом? – спросил Эмиль.

– Можно и так сказать. Стараюсь уследить за всем. Просто делаю то, что требуется для музея. – Он говорил медленно, иногда приподнимая над столом руку.

– Семья, дети?

– Вы читали мое досье.

– Почему не завели семью?

– Я начал жизнь с чистого листа, пытался забыть ужасы войны. Приехал на родину матери, закончил Сент-Луис. Пытаюсь наполнять жизнь прекрасным… как советовал мой психотерапевт в те дни, когда я лечил ПТСР[21].

– Вы лечили ПТСР?

– Да.

– А контакт вашего психотерапевта сохранился?

– Боюсь, вы опять просите слишком многого. Эту информацию можно будет позже получить у моего адвоката.

Он вытер со лба пот и расширил ворот рубашки. Вера заметила, что его рука, легшая поверх стола, слегка подрагивает.

Эмиль окинул его сканирующим взглядом, продолжая вертеть в руках фото последней жертвы, посмотрел на инспектора, на агента Леви.

– Да, здесь жарковато, – вынес вердикт он и, стянув с себя куртку, бросил ее на пол к рюкзаку. – Интересно, если бы не переписка с ним этой девочки, нам бы никогда не пришло в голову связать мошенника, промышлявшего киберпреступлениями, и Мадридский «Крик». Как вы думаете, Хавьер, почему тот человек взял нож и стал убивать посетителей музея?

– Даже представить не могу, – ответил начальник безопасности.

– Вы никогда не допускали мысли, что люди, толпами мелькающие по залам с картинами, за которыми вы так трепетно ухаживаете, несколько… – Эмиль сморщился, подбирая слово, – назойливы, надоедливы, противны? Топчутся, вертятся возле картин и все такое.

– Нет, я так не думаю, – покачал головой Хавьер Барба. Но взгляд его скользнул к полу. Врал! Взгляд вниз – означает ложь.

Эмиль повернулся к инспектору.