будет лежать в одних трусах и просто обниматься с красивой женщиной. С женщиной, которая… которая… которая…

Окончательная формулировка этой мысли оказалась слишком сложной для Германа в его нынешнем состоянии, и он, убаюканный мерным движением женских пальцев на своем затылке, уснул.

* * *

Проснулась Марьяна от звонка будильника на мобильном. И это был нее будильник, а телефон… Германа. Вчерашний день стремительно стал разворачиваться перед ней. Марьяна понимала, что просто не представляет, что сейчас будет. Кто с ней проснулся в одной постели. Вчерашняя уверенность исчезла. Вместо нее была пустота.

— Доброе утро, — раздалось хриплое за ее спиной. А потом Марьяна почувствовала, как ее плеча коснулись губы, слегка уколола — как-то непривычно и, одновременно, почему-то очень приятно — борода.

Глава 10

— Мы сегодня с тобой одни, поэтому завтрак будем добывать сами. Я в душ первый.

Щелкнул замок двери ванной комнаты. Марьяна села на кровати.

Мы с тобой…

Пустота стала заполняться чем-то новым. Совсем новым. Но Марьяне нравилось это новое наполнение.

* * *

Душ Марьяна приняла в гостевой ванной — просто там было все необходимое. И на кухне они с Германом появились практически одновременно.

— Я заказал завтрак в ресторане, сейчас принесут, — такими словами он приветствовал ее. — Ольга Тимофеевна готовит вкуснее, но тоже есть можно.

— Хорошо, — слегка растерянно ответила Марьяна. Она все же никак не могла пока окончательно определиться, как ей вести себя с Германом. И отчетливо почему-то до сих пор чувствовался его утренний поцелуй в плечо. Такой… семейный, вот.

Очень странное слово.

В этот момент раздался звонок. Это принесли их завтрак.

Марьяна не успела придумать, чем скрасить начавшее давить молчание — Герман заговорил первым.

— У меня к тебе просьба, Марьяна.

— Да? — почему-то тихо отозвалась она.

— Побудь сегодня у меня еще один день. С Тимуром я договорился на два дня. Мне… Мне надо кое-что еще сделать по твоему вопросу. А потом… а сегодня вечером ты можешь вернуться к себе.

Марьяна почему-то вдруг отчетливо услышала «Если хочешь». Вернуться к себе, если хочешь. Даже головой тряхнула. Что значит: «Если хочешь»?! Герман этого не сказал! А если бы сказал? Ведь ей с чего-то же показалось?! Если хочешь — вернись к себе. А если не хочешь — то что? Останься тут? На сколько? Где? В гостевой спальне или?..

Что за бред ей лезет в голову? О, господи… Как это вообще возможно?

— Хорошо, — сказала Марьяна. Потому что надо было что-то сказать. Потому что… потому после вчерашнего рассказа Германа, после вчерашней капитальной перезагрузки ее голова работала явно нестабильно. И, может, это и правда, лучший вариант — посидеть в тишине и спокойствии. И все обдумать.

— Спасибо.

Ей показалась в его ответе… издевка. Марьяна вскинула на него глаза. Показалась.

Он смотрел на нее серьезно. Безупречный. Белоснежная рубашка, галстук с булавкой, идеальная, волосок к волоску, борода, такие же идеально лежащие волосы на голове. Все то же резкое волевое лицо и серые глаза.

Но что-то изменилось. Принципиально. Сквозь все это просвечивалось вчерашнее «Пожалуйста…».

И вдруг внезапно вернулась вчерашняя уверенность. Что все происходит правильно. Как бы странно это все ни выглядело, и даже если она что-то понимает не до конца — все происходит правильно.

Именно поэтому Марьяна пошла провожать Германа.

Именно поэтому поцеловала его в щеку, притянув к себе за шею.

Именно поэтому прошептала: «Хорошего дня».

И, наверное, именно поэтому они замерли ненадолго — ее губы у его щеки, и его рука на ее спине.

А потом Герман ушел. А Марьяна отправилась в гостиную. Обнаружила их вчерашние стаканы, отнесла их на кухню и поставила в посудомоечную машину, заодно прибрала все после завтрака.

И после этого снова вернулась в гостиную, устроилась с ногами в кресле, в котором сидела вчера, и принялась делать то, что у нее всегда очень хорошо получалось — думать, сопоставлять и анализировать.

Когда она давала себе слово разузнать все о том, что скрывает Герман Тамм, Марьяна даже предположить не могла, что… что в итоге получит вот это. История, которую она вчера выслушала, была очень трагичной. И очень житейской одновременно. Самое странное во всем этом — или нет? — было то, что Марьяна знала о послеродовых депрессиях все. Ну, если не все, то многое. Примерно пять лет назад она по заказу для одного женского журнала готовила материал на эту тему. Беседовала с врачами, психотерапевтами, женщинами, пережившими это. И летальную статистику тоже изучала. Тот материал тогда получил очень хорошие отзывы и обсуждения. Он был из тех, что Марьяна однозначно ставила себе в актив. Но она и предположить не могла, что когда-нибудь это коснется лично ее. Причем не в том смысле, что она когда-нибудь окажется жертвой этого коварного заболевания. Нет, Марьяна с какого-то времени приняла тот факт, что материнство — это не ее история. Наверное, не тот характер. Не встретила достойного мужчину. И возраст уже не тот. И…

И вот. Несмотря на все личные обстоятельства, Марьяна была прекрасно осведомлена о том, через что прошла Лина Тамм. И при этом теперь она смотрит на ситуацию и с другой стороны тоже. С другой. С какой?

Марьяна спустила ноги с кресла, встала — и пересела на то кресло, в котором сидел вчера Герман. Некоторое время Марьяна сидела так, задумчиво глядя в окно, где разливался тусклый зимний свет.

Говорят — встань на мое место. Вот она села на место Германа. И ничего не поменялось. Она не могла оправдать Германа. Потому что он не нуждался в оправдании. Герман все сделал сам. Сам осудил себя, сам вынес приговор, сам привел его в исполнение. И если кто-то и может оправдать его — то он сам.

Марьяна повернула голову, откинулась затылком на спинку кресла и уставилась в высокий белый потолок. Ей вдруг стало нестерпимо душно и захотелось на улицу. На воздух, пройтись.

Но она обещала Герману быть дома. Он — тот человек, который сейчас обеспечивает ее безопасность, и ослушаться его — глупо.

Один раз она это сделала, получилось… получилось не очень хорошо. Поэтому Марьяна продолжала лежать затылком на мягкой спинке кресла, смотреть в потолок и снова думать.

Как это все… странно. Она писала много материалов. На самые разные темы. Про эскортниц. Про послеродовые депрессии. Про автомобильного олигарха Германа Тамма. Все — словно звенья одной цепи, чтобы… чтобы что?

Она попала в болевой узел одной конкретной семьи. Случайно? Нарочно? Марьяна