грозы, через которые ей придется пройти. Сил бы у нее хватило, даже было бы желание побороться – если бы не преступление, которое она скрыла и теперь носила в голове и сердце. Уйди она из «Предпринимателя» и создай новый журнал, кто знает, какую цепную реакцию повлек бы ее поступок.

И вот теперь ее день рождения, трогательные пожелания старшего корректора. Город у ее ног и так далее и тому подобное.

Но от колкости в сторону шефа Рита Сотникова не удержалась.

– Маленький у нас городок, Серафима Петровна, – принимая из рук редактора бокальчик, ответила Рита. – Очень маленький. – Она улыбнулась пожилой даме. – Для моих-то ног. – Она вскользь бросила взгляд на Вершинина, уже навострившего слух и забывшего о шампанском. – Что такое полтора миллиона? Захолустье. Надо ехать в столицу. Может быть, еще дальше. Мне нравится Париж. Или Нью-Йорк. – Она словно выбирала, куда же ей поехать завтра. – Вот там – жизнь. Настоящий успех. А здесь так – пустяки.

– Пустяки, – со злой усмешкой тихо пробормотал Вершинин. – Обнаглела девочка.

Но Рита словно и не услышала его:

– Кому не хочется испытать себя и по самому большому счету? – Она прищелкнула языком: – Нужно уметь шагать, и шагать широко. Необходимо быть сильной. Отважной. Иметь когти и клыки. – Она подняла бокал, обвела им всех присутствующих. – Не знаешь, что поджидает тебя в следующую минуту. В этой жизни нужно получить все, Серафима Петровна, а иначе… – Она пожала плечами: – Иначе зачем жить?

Последовала пауза. Костя Ломов, ее мнимый ухажер, неожиданно громко и театрально зааплодировал.

– Браво! – скандировал он. – Браво, Рита!

Вершинин насупился. Мысленно он уже покупал билеты на Кипр.

4

В то зимнее утро, когда Рита Сотникова напряженно разглядывала в зеркале разбитые губы, в убойном отделе областного ГУВД в небольшом кабинете смотрел в окно на светлый январский день следователь Иван Семенович Ярыгин и курил дешевую сигарету. На улице был крепкий морозец, солнце заливало парк напротив, кругом ослепительно искрился снег. Ярыгину недавно исполнилось пятьдесят девять, он был седой, как лунь, с язвой желудка, с дырками от пуль, отбитыми почками, прошел огонь и воду и все еще оставался капитаном. Медных труб, увы, он так и не услышал. Среди своих Ярыгин числился хорошим сыскарем, но более верткие коллеги-сверстники давно обогнали его, став подполковниками и полковниками, один даже генералом, а он не получил и майорской звезды. Все из-за своего характера и врожденного чувства справедливости. В разбойных девяностых годах, когда милиция и бандиты превратились в одну смешанную армию, которая играла по одним воровским правилам, он оставался в стороне от этого праздника жизни и шакальих разборок. Не брал взяток, не мечтал о дорогих особняках, машинах и катерах, пытался воевать с преступными группировками чуть ли не в одиночку. Оставался непримиримым донкихотом, рыцарем без страха и упрека. Таких ментов, как он, можно было по пальцам пересчитать. Поймал три пули в перестрелке, но выжил и не успокоился. Разоблачил сеть наркоторговцев, которую прикрывали его же коллеги, за что им бандиты отстегивали ежемесячную зарплату. Нити этой сети шли к верхушке УВД – генералу Х. Сеть наркоторговцев как работала, так и продолжала работать. А вот Ярыгина избили в подворотне до полусмерти. Оглушили и стали жестоко пинать, пока он, блюя кровью, не отключился. Думали, сдохнет, но он опять выжил. Остались сломанными челюсть, нос, было перебито много костей, оказались отбитыми почки, но он, покалеченный, вернулся в строй. «Стойкий оловянный солдатик», – шутили про него злые языки. Жена от сыскаря ушла, понимая, что толку от такого мужа никакого, детей у них, к сожалению, а может, и к счастью, не было. Второй раз Ярыгин так и не женился. Неудачники женщинам не нужны. А те, в которых стреляют и бьют как собак в темных подворотнях, тем более.

Ярыгин едва раздавил окурок в пепельнице, как ему позвонили по внутреннему. Капитан поднял трубку.

– Ярыгин слушает, – сказал он.

– Это Соколов, – сказали на проводе. – Зайди ко мне, Семеныч.

– Хорошо, – ответил капитан.

Подполковник Соколов был на двадцать лет моложе Ярыгина и являлся его непосредственным начальником. «Хитрожопый Соколов» – так его за глаза звали в управлении. Но никто не знал, что кличку придумал Ярыгин после того, как Соколов хладнокровно присвоил себе чужую победу и вылез из майоров в подполковники. «Взлетел в одночасье на новую ветку Соколик наш», – говорили в управлении. Про ветку тоже придумал язвительный неудачник Ярыгин.

Он вошел в кабинет шефа, над головой которого красовались три портрета: президента страны в центре, министра внутренних дел справа и, на всякий случай, главы местного УВД генерала Y слева. Подполковник Соколов меньше всего был похож на сокола. Бледное лицо, хитрые водянистые глаза, известная всем покорность перед начальством, презрительный взгляд и усмешка для тех, кто ниже по званию. И еще – голос неисправимого зануды.

– Слушай, Ярыгин, тут есть дело для тебя. Только что позвонили. В Приволжском микрорайоне убили какого-то парня в подъезде. По виду, говорят, похож на бандюка. Огнестрел в живот. Дело как раз по тебе. Возможно, разборка. Там сейчас местной полиции из РОВД уже полно. Жители перепуганы. Бери свою команду и езжай. Только не тяни. Я про следствие. – Он посмотрел на подчиненного блеклыми глазами. – Меня и так трясут как грушу по любому поводу. Так что не подведи, товарищ капитан.

– Есть, товарищ подполковник, – бесстрастно ответил Ярыгин.

Через пятнадцать минут он ехал на место преступления. Вот и микрорайон, и нужная улица, и многоэтажный дом. У подъезда стояло два полицейских бобика, «Скорая помощь», топтались три сотрудника и десяток жителей. Равнодушно курил у своей «Газели» водитель «Скорой».

Ярыгин с двумя своими лейтенантами, старшим и младшим, подошел к ним.

– Капитан Ярыгин, ГУВД, убойный отдел, – представился он. – Кто у вас за старшего?

Местные отдали честь.

– Капитан Ползунков, он в подъезде, – сказал один из них.

– Хорошо, – кивнул Ярыгин.

Те переглянулись и последовали за сыскарем. Через минуту Ярыгин здоровался с капитаном Ползунковым, которому было от силы тридцать лет, и с другими коллегами. На лестнице толпились жители: смотрели издалека на укрытый простыней труп, волновались. Вокруг трупа разлилась лужа крови. Тут же были и медики со «Скорой помощи».

– Уходить не хотят, – кивнул на жителей Ползунков. – Каждый, у кого дома кто-то отсутствовал, прибежал сюда узнать, кого убили, – объяснил он. – Перепугались все до смерти, я вам скажу, товарищ капитан.

– Обычное дело, – сказал тот и пристально оглядел жителей подъезда. Его взгляд остановился на девушке-блондинке лет двадцати. Кажется, она была перепугана больше других. Ее глаза бегали, словно она