— Эх, кого она не состарила, — согласился Широнин, заворачивая партбилет в фланельку.

Солнце уже высоко поднялось над Тарановкой. У совхозной усадьбы виднелось множество двигавшихся машин. Было ясно, что гитлеровцы не отказались и не могли отказаться от своего намерения пробиться через переезд. Их залегшие цепи не отходили, вели беспокоящий огонь. Вот-вот следовало ждать новой атаки.

— Пойдешь к Решетову с донесением, — сказал Петр Николаевич Шкодину, вырвал из тетради лист бумаги, достал карандаш. Но писать раненой рукой было невозможно, и он передал карандаш Болтушкину.

— Пиши, Александр Павлович: атака отбита, уничтожили три танка, одну самоходку, две бронемашины. Свои потери: четверо убитых, трое раненых. Выведено из строя орудие.

Широнин замолк. Что сообщить еще? Просить подкрепления? Но знает ли он, как обстоит дело на других участках? Может быть, там приходится еще тяжелей? Нет уж, лучше доложить об обстановке так, как она есть, а там поймут, примут решение.

— Пиши… Гитлеровцы готовятся к новой атаке. Против нас их примерно батальон. Есть?

Широнин взял донесение и подписал его.

— Идут в атаку, товарищ лейтенант, — сказал Болтушкин. — Я пополз к себе.

По склону яра двигалась новая колонна танков, а за ними автоматчики.

— Быстро, Петро. А про остальное расскажешь, — приказал Широнин, протягивая донесение.

XXV

Гитлеровцы вновь открыли огонь по окопам взвода. Стреляли на ходу развернувшиеся в густую цепь автоматчики, стреляли танки.

Несколько минут Шкодин лежал перед насыпью, выжидая, может быть, в этом прижавшем к земле плотном огне хоть на миг окажется какая-то невидимая лазейка, которой он мог бы воспользоваться. Но ее не было… Он представил себе, как Широнин обеспокоенно следит за ним, за насыпью. Еще подумает, что он, Шкодин, убит, и пошлет другого связного.

Петя вскочил и, пригнувшись, взбежал на железнодорожное полотно. Рядом словно кто-то с присвистыванием защелкал длинным, гибким бичом. Несколько пуль дзенькнуло о рельсы, но Шкодин был уже по ту сторону насыпи.

К орудийной площадке, где теперь бесформенно лежала исковерканная самоходная пушка, Петя подбежал одновременно с Валей, спешившей навстречу, к переезду. Вместе наклонились над Нечипуренко, широко разбросавшим руки на обмятом траками снегу. Нечипуренко был мертв.

— А другие? — Валя оглянулась.

— Вон, вон, смотри, сестра, — крикнул Петя, заметив, как к переезду, над которым выбивалось рыжее пламя горевшей самоходки, бежит какой-то красноармеец. Это был уцелевший Тюрин. Теперь, когда пушки не стало, наводчик решил присоединиться к взводу.

— Есть там раненые? — спросила Валя. Видно было, что ей только что пришлось проделать нелегкий путь. Сдавленный голос, подпаленные крыльца ресниц, пот на висках…

— Есть. И лейтенант ранен. Но будто бы легко…

— А ты куда?

— С донесением, — уже на бегу обернулся и ответил Петя.

Вырвавшись из боя, что велся у переезда, еще полуоглушенный его гулом, Шкодин бежал по задворкам и улицам горевшей Тарановки и слышал, как уже не со стороны Беспаловки, а из центра села и с его северной окраины нарастает, близится шум других завязавшихся там схваток.

Гитлеровцы одновременно пытались прорваться и через триста шестой километр, и еще севернее, по другим дорогам, пересекавшим Тарановку. На некоторых участках им удалось потеснить оборонявшихся. И теперь вражеская артиллерия вела ожесточенный обстрел села.

Шкодину пришлось не раз падать наземь, когда на пути взметывались близкие разрывы снарядов. Один из них настиг его перед церковью. Петя с хода ткнулся в канаву у глухого забора, а когда ворохнулся, полузасыпанный землей, и раскрыл глаза, то увидел, что забор в полуметре над головой был изрешечен осколками. Шкодин поднялся, услышал прямо над собой в небе близкую пулеметную очередь. Одну, за ней другую. Самолет? Нет. Его не видно. Догадался, что стреляет пулеметчик с церковной колокольни. Значит, тут гитлеровцы подошли к селу почти вплотную.

Шкодин спросил у пробегавшего красноармейца, где сейчас КП батальона Решетова. Красноармеец кивнул на провод, тянувшийся вдоль забора, и по этой нитке Петя добрался до командного пункта. Он размещался в наполовину врытом в землю небольшом каменном строении, где когда-то, наверное, хранилось горючее.

У полевого телефона стоял заместитель Решетова капитан Прохватилов и, поглядывая в крохотное, прорубленное в стене окошко, кричал:

— Седьмой — Роман, поняли меня? Повторяю, седьмой — Роман…

Шкодин знал незамысловатый код, который употребляли в полку при разговорах по телефону. Седьмой — Решетов, Роман — ранен, Ульян — убит.

— Есть принять на себя, — коротко бросил по телефону Прохватилов и обратился к связному. Но тут плащ-палатка, заменявшая дверь, распахнулась и вошел Билютин. Он уже слышал о происшедшем.

— Где его?..

— В пятой роте, товарищ полковник, только что. Там было немцы прорвались… Лезут, как ошалелые. Наверное, запоздали с Тарановкой, не вышло по приказу, чтобы занять, как хотели, тютелька в тютельку, вот теперь их и подгоняют. Решетова в рукопашной ранило.

— Товарищ гвардии полковник, разрешите обратиться к капитану, — в наступившей паузе проговорил Петя и выступил вперед. Билютин узнал Шкодина, часто бывавшего связным в штабе полка, нетерпеливо шагнул навстречу.

— Из первого взвода? С донесением?

Торопливо пробежал взглядом строки, набросанные Болтушкиным под диктовку Широнина. Шкодин стоял навытяжку, взволнованно всматривался в непроницаемо хмурое лицо полковника. И получасом ранее, перед насыпью, и только что, перебегая улицами села, наверное, не испытывал Петя такой тревоги, какая вошла в сердце сейчас. Что решит полковник? С какой вестью вернется к переезду Шкодин? Стоит ли ждать первому взводу подмогу? Есть ли она?

— Трудно приходится? — вскинул на связного взгляд Билютин.

— Трудновато, товарищ полковник, — сказал Петя и тут же уточнил, представив себе, сколь многое зависит, от его ответа. — А прямо сказать — трудно. Первую атаку отбили, а когда я уходил, они во вторую поднялись. И танков и пехоты еще побольше.

— И орудие не уберегли, — тихо обронил Билютин.

— Самоходка его раздавила, сзади зашла, товарищ полковник.

Билютин молчал, и по этому, тяжелому для всех молчанию Шкодин понял, что у командира полка нет сейчас ничего под рукой, в бою все люди, на счету каждый человек.

Билютин отвернул обшлаг шинели, посмотрел на часы, и вдруг во взоре, обращенном на Шкодина, светло блеснуло нечто ободряющее.

— Передай, пусть держатся. Еще час, и поможем… Понятно?

— Есть передать пусть держатся… Еще час, и поможем! — громко отчеканил Петя, точно хотел, чтобы эти слова закрепились, не ушли из памяти полковника. — Разрешите идти?

— Иди… Стой, боеприпасов хватает?

— Хватает, вдоволь.

Петя опрометью пустился в обратный путь к переезду, откуда доносились раскаты продолжавшегося боя.

XXVI

Когда Шкодин отбежал от разбитой пушки, Валя тоже сразу поднялась и заспешила к переезду вслед за Тюриным.