Уже не прячась, метнулся обратно, к окопу. И недалеко от Зимина пошатнулся, упал навзничь.

Зимин высунулся из окопа, втащил красноармейца к себе… На шинели Крайко у груди темнели следы прошедших пуль, и Зимин понял, что ранение смертельно. Крайко зашевелил губами, силился что-то сказать. Сергей Григорьевич наклонился поближе… Кому, матери или дивчине, хотел передать красноармеец Алексей Крайко свое прощальное слово? Глаза умирающего открылись, но перед ними, начавшими тускнеть, наверное, еще стояло видение недавней схватки.

— А здорово я его, гада, а?.. — прошептал Крайко. Зимин приподнял голову красноармейца, подложил под нее вещмешок. Нагнулся, хотел по-отечески напоследок поцеловать парня, но неожиданно весь окоп взмыло ураганным разрывом снаряда, легкие сжались в удушье, и Зимин упал рядом с Крайко.

XXVII

Командование четвертой немецкой танковой армии, осуществляя контрудар в районе Харькова, бросило в бой, чтобы пробить себе дорогу через беспаловский переезд, свыше двадцати танков и самоходных орудий — тысячу тонн стали! Но этот броневой смертоносный таран безнадежно завяз в изрытой окопами земле перед мало приметным железнодорожным переездом, затерявшимся в украинской степи.

Первый взвод — двадцать пять простых советских людей, которых сплотила великая присяга, данная народу, — оказался неизмеримо крепче вражеского тысячетонного тарана.

Время шло к полудню, а бой у переезда не стихал. К первому ранению Широнина вскоре добавились новые. Пуля вторично попала в ту же правую руку, чуть пониже наложенной Болтушкиным перевязки.

— Товарищ лейтенант… Петр Николаевич, да вы же так не высовывайтесь, когда командуете, — взволнованно ронял слова вернувшийся из штаба Петя Шкодин, перевязывая Широнина. — Лучше мне скажите, я куда угодно проползу и все что надо передам.

— Петро, Петро… Должен бы ты знать, что командиру взвода положено управлять сигналами руки, — скривился от боли и, с трудом превозмогая ее, чуть усмехнулся Широнин. — Тут уж мне твоя прыть не нужна, а вот за то, что хорошую весть принес, — спасибо тебе.

— Через час поможем, так и сказал, — повторил Петя. — У полковника, сами знаете, слово твердое, гвардейское.

Широнин приподнялся из окопа как раз в то время, когда фашистские танки вырвались на правый фланг взвода к окопам Зимина и Седых… Только хотел крикнуть Вернигоре, чтобы тот поддержал огнем соседа, как ощутил внезапную боль в груди, покачнулся… Дышать стало тяжело, очевидно, пуля задела легкое и ранение было сквозным — по спине побежала теплая струйка крови. Широнин схватился рукой за сердце.

— В грудь? — вскрикнул Шкодин, подхватывая вот-вот готового упасть лейтенанта. Но он слабым движением руки отстранил Шкодина и несколько секунд стоял пошатываясь, с закрытыми глазами, словно по частицам собирая внутри себя усилие, нужное, чтобы устоять на ногах. С трудом открыл глаза, услышав голос Болтушкина:

— Товарищ лейтенант, подползают, берегитесь.

Гитлеровцы воспользовались тем, что подбитые взводом семь танков затрудняли красноармейцам обзор и обстрел, стали скапливаться за броней неподвижно замерших машин и теперь поползли к окопам. Над землей чуть виднелись тускло поблескивающие каски.

— Рус, плен!..

— Зачем кров?

— Нас много, — донеслись издалека отчужденно звучавшие голоса.

В груди у Петра Николаевича горело, страшила мысль, что потеряет сознание, упадет. Он захватил горстью комок перемешанного с грязью снега, сунул его за пазуху. Посмотрел на часы. Оставалось еще сорок минут до обещанного Билютиным подкрепления. А если оно задержится? В памяти встал вчерашний вечер, разговор с генералом… «Большие армии выигрывают большие победы. Но бывает, что и взвод…»

Да взвод ли сейчас остался у переезда? Не стало уже Скворцова, Грудинина, Нечипуренко, Кирьянова. Убиты и трое из пополнения, много раненых.

— Болтушкин! — окликнул Широнин старшего сержанта. — Что с Зиминым?

— Убит, по-моему… Прямое попадание в окоп… Вместе с Крайко.

Вот и эти двое. Чувствуя, как нестерпимым становится жжение в груди и в гортани, Широнин еще сгреб с бермы снега, положил в рот. Стало чуть легче.

— Александр Павлович, в случае чего примешь команду взводом на себя.

— Есть принять команду… в случае чего.

— А сейчас прижать фашистов пулеметами, остальным открывать огонь только по команде.

Гитлеровцы были совсем близко. Раздались пулеметные очереди, и ползущие ускорили движение, чтобы поскорее сблизиться с обороняющимися и подавить их сопротивление своим численным превосходством.

Но Букаев и Исхаков, чуть привстав над окопами и маскируясь за вывороченными глыбами земли, так умело направляли огонь пулеметов, что то один, то другой из ползущих распластывался на снегу. Немцы поняли, что потерь все равно не избежать. В цепи раздались слова команд, гитлеровцы встали, устремились к окопам.

— Огонь! — с силой крикнул Широнин и сам приник к ложу автомата.

Но каким губительным ни был огонь гвардейцев, встречи с врагом лицом к лицу в неравной рукопашной схватке предотвратить не удалось. Широнин видел, как серозеленые шинели замелькали справа в окопах отделения Седых, над брустверами взлетели приклады автоматов, всклубились разрывы гранат.

В это время из-за сада вырвалась самоходка, облепленная стрелявшими на ходу автоматчиками. Машина неслась прямо к развалинам метеостанции. Широнин дал по ней длинную очередь, она была последняя, диск кончился. Трое автоматчиков кувырком скатились с трясущейся брони. Широнин завозился, сменяя диск, а когда вновь повел огонь, то заметил, что навстречу самоходке, извиваясь меж грудами камней, ползет Шкодин.

Вражеская самоходка была совсем близко. Автоматчики соскочили с нее, залегли меж камнями, бросили гранаты в метеостанцию. Несколько их разорвалось позади Широнина. Осколок ударил в пятку, другой рассек губу, выбил два зуба. Широнин не успел и выплюнуть их. Он увидел, как Шкодин привстал на колени, метнул гранату под гусеницу самоходки, но сам, сраженный автоматной очередью, мягко, ничком упал на землю.

Самоходка остановилась. И тут в сознание Широнина неотвратимой опасностью вошли два темных зрачка. Один из них большой — дуло самоходного орудия в упор наводилось на метеостанцию, другой маленький, но не менее опасный… Выбежавший из-за самоходки гитлеровский офицер целился в Широнина. Петр Николаевич опередил его двумя слитно прозвучавшими выстрелами. Но прогремел выстрел орудия… «Цел» — в первую минуту подумал Широнин, когда осколки просвистели над головой и зашипели на снегу. Но стена метеостанции заколебалась. Широнин не успел сделать и шага в сторону, как она тяжело рухнула на него.

XXVIII

Если бы год-два назад кто-либо сказал Фаждееву, что он — здесь ли в украинской степи или где-то на другом участке фронта — предрешит исход такого боя и выйдет из такого поединка победителем, он бы сам рассмеялся, не принял бы всерьез этих слов.

Думается, что нет ничего более значительного и более заслуживающего внимания в жизни человека, чем те преображения,