бы на пользу в моральном плане. Он старается скрыть, но я же вижу, что ему обидно.

А ещё я чувствую страх. Я понимала, что некромант близко, но я привыкла считать дом на утёсе отдельным крошечным мирком, а сейчас враг у нашего порога,и дом уже не дом, а бастион и крайний рубеж обороны.

Что мы будем делать, если на нас попрёт нежить? Не выдержав, я спрашиваю вслух.

– Не попрёт, – уверенно отмахивается Даниэль.

– Почему?

– Потому что это будет слишком грубым нарушением вассальной клятвы.

– Некромант один? – уточняю я.

Очередной пробел в романе. Книжный Даниэль победил, но вот подробности остались за кадром, фокус повествования держался на главной героине, которая за зрелищными спецэффектами совершенно не замечала подоплёки событий. Был рядом с наместником мелкий приспешник-немаг или ученик-некромант? Она даже не задумалась, что именно Даниэль сделал с предателями. Суда-то в романе не было, народу объявили, что добрая дева чистотой своих помыслов исцелила князя. Нужно же было как-то “скормить” людям женитьбу на девице из низов. И дело не в происхождении, нет, дело в отсутствии ума. Учиться и расти главная героиня не стремилась, зато обижалась, когда Даниэль менял красивые, по её мнению, платья, на “никакие”.

Даниэль склоняет голову к плечу:

– Ты что-то знаешь, Бьянка?

– Нет. Просто подумала, что их может быть двое или даже трое, – как-то же наместник обходит клятву. Возможно, чёрную работу делает кто-то другой?

– Едва ли. У меня нет причин считать, что их несколько, ни малейших признаков присутствия ещё одного. К тому же, чем сильнее некромант, тем больше в нём от высшей нежити.

– И?

– Только низшая нежить способна терпеть стайность, но высшие твари всегда одиночки.

Кажется, я спросила о чём-то, что в этом мире знают даже дети.

Из холла мы перебираемся в кухню, и я подаю мясо белого вепря, а для разнообразия не с картошкой, а с кашей и предупреждаю, что на завтрак тоже оно – ломоть я получила большой, Система не поскупилась.

Дико не хватает овощей и фруктов.

Чтобы сохранить мясо, я разорилась на Вуаль нерадивой хозяйки. Артефакт выглядит как тончайший палантин, собранный из крупных снежинок. Набрасываешь его на блюдо, и оно сохраняет свежесть. Что меня поразило больше всего – Вуаль на ощупь ледяная, держа её слишком долго я даже приморозила подушечки пальцев, но картофелину я из-под неё достала пышущую жаром. С мясом получается также, оно горячее, будто только что приготовленное. Прекрасный артефакт, но есть нюанс – снежинки тают совсем как настоящие, Вуаль заметно уменьшилась. До утра она доживёт, но не больше.

– Что-то не так? – я замечаю, что Даниэль хмурится.

– Бьянка, тебя… не затруднит принести… – он цепляется взглядом за мой табурет и замолкает.

– Кресло?

– Извини, мне не стоило.

– На самом деле не затруднит, – хмыкаю я.

Я не люблю заниматься бытом, предпочитаю нанимать. Вот как я зацепилась мыслью, что найму крестьянку, так и сижу в ожидании на неудобном табурете. А ведь всего-то и нужно, что принести… Если бы Даниэль не подталкивал, так бы и спала не узком диване, а не на нормальной постели. Ха, я могу только догадываться, как ему сейчас ценна каждая бытовая мелочь.

Кресла я приношу сразу два, по очереди, разумеется: сначала одно за другим спускаю со второго этажа, затем дотаскиваю до кухни и вношу, ставлю себе первой, Даниэлю второму.

– Спасибо. Сесть за стол как человек очень приятно, – Даниэль напрягается, привстаёт и падает обратно. – Я сам!

– Сам, – киваю я.

Мне же проще. Лишь бы не упал.

Вторая попытка тоже не очень удачная.

– Проклятье! – Даниэль бьёт по подлокотнику.

– Спокойнее, – я обхожу его и кладу ладони на плечи. – У тебя уже получалось, нужно просто повторить. Давай я придержу спинку, чтобы кресло стояло на месте? А пересядешь ты сам.

Даниэль рвано выдыхает:

– Ты уговариваешь меня как ребёнка!

– Ребёнку бы я дала игрушку.

Упс.

Язык мой враг мой. Я сначала сбалтываю, потом вижу, как вытягивается лицо у Даниэля, потом осознаю, что именно ляпнула. Именно игрушку я ему и выдала.

Даниэль рывком выпрямляется, делает нетвёрдый шаг и опускается в кресло за стол.

– О, смотри, как помогло! – хлопаю я в ладоши.

Даниэль шипит неразборчивое, вероятно, ругается, а я лохмачу ему волосы. Чуток обросли, стрижка не помешает.

– Бьянка, не трогай, грязные же!

Я бы не сказала.

Сама я привыкла мыть голову каждый день, благо на втором этаже нашла вполне цивильную ванну, но с Даниэлем сложнее – я приносила кувшины с тёплой водой, смывала пену прямо на пол, потом убирала…

– Я плохо промыла? – распахиваю я глаза. – Следующий раз, если что-то не так, говори, пожалуйста, сразу, и мы исправим, – и я имею в виду не только гигиенические процедуры. – Давай после ужина попробуем в ванной? – на первом этаже тоже есть, хоть и не такая удобная.

Даниэль насупливается.

Я уже и забыла, как забавно его дразнить. В голос я не смеюсь, но лицо меня выдаёт, и Даниэль отворачивается, но я вижу, что он тоже улыбнулся. Словно хотел обидеться, а не получилось.

Оставив его волосы в покое, я сажусь за стол.

Мясо немного остыло…

– Ещё тёплое, – я намекаю Даниэлю, что пора уже приступить к еде, и радуюсь, что ещё днём покромсала его порцию, иначе бы Даниэль выдал своё коронное "я сам" и мучился бы сейчас с ножом в непослушных пальцах.

– Вкусно, Бьянка, – он разжёвывает кусочек с таким видом, будто ест амброзию, пищу богов, не меньше.

Лестно, конечно, что Даниэль так высоко оценивает мои кулинарные способности, но он явно перехваливает. Мясо получилось мягкое, что называется, тает во рту, ярко выраженного вкуса нет. Лично мне напоминает курятину, и я перчу, а вот Даниэль даже щепотки соли не добавил.

– Даниэль, ты не любишь специи? – интересуюсь я.

– В этом блюде они… лишние.

Он хотел сказать что-то более резкое, но сдержался? Ладно, умолкаю, обойдёмся без застольной беседы.

После ужина Даниэль укладывает вилку на тарелку, укладывает не абы как, явно со смыслом. На моём месте любая аристократка поняла бы значение жеста, но не я. Даниэль вслух благодарит за ужин и завершает неожиданно:

– И за идею спасибо. Я вымоюсь.

– А…

– Бьянка, я сам.

Баран! Вот кто его будет от пола отскребать, если растянется?!

Глава 36

Уже вечером, лёжа в кровати, я смотрю в потолок. Точнее, туда, где он есть. Солнце давно село, темно, и, что открывай глаза, что закрывай – мрак одинаковый. Но я таращусь в пустоту, потому