Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глупое упрямство, но то, что Даниэль не ноет, не требует, вызывает уважение, и я про себя вздыхаю. Вот что делать? Тон Даниэля был мне неприятен, но я бы тоже рыкнула на любого, кто застал меня в таком щекотливом положении.
Надо что-то такое сказать, чтобы Даниэль мог принять помощь, не теряя лица.
Только вот я рта открыть не успеваю.
– Уйи!
– Уйти? – переспрашиваю я.
Не в силах ответить, Даниэль приподнимает голову и кивает.
– Как скажешь. Когда понадоблюсь, зови, – хоть кто-то из нас должен сохранять разум, но получается у меня откровенно плохо, и я срываюсь, едко добавляю. – Пожалуйста, не застудись.
Даниэль шипит что-то совсем неразборчивое.
Ну, как хочет. Я ему не мамочка, а он не малое дитя. Я спокойно отворачиваюсь и ухожу обратно на кухню к своему остывшему чаю. Опять восседать на табурете, да?
Тьфу.
Я подогреваю чай.
На табурет я не сажусь, подхожу к небольшому окошку с унылым видом на хозяйственные постройки и краешек неухоженного сада. Дорожки тоже давно не видели ухода, и между плитами прорывается трава. На ветку ближайшего куста приземляется хохлатая чёрно-белая птица размером с ворону. Вскоре прилетает ещё одна и – надо же – держит в клюве серебристую рыбёшку. Картинка за окном оживает и больше не кажется унылой.
Я с удовольствием наблюдаю за пернатой парочкой, пока из холла не доносится вымученное:
– Ианка!
Надо полагать, "Бьянка"?
Я делаю последний глоток, ставлю чашку на стол и выхожу:
– Даниэль?
В холле кое-что изменилось. Даниэль уже не лежит, он всё-таки справился и теперь сидит, привалившись к дивану, бёдра прикрыты простынкой, голова запрокинута на сиденье, ну и дышит Даниэль как паровоз.
– Да? – я останавливаюсь на расстоянии.
Он переводит взгляд на меня и жестом просит подкатить кресло на самодельной платформе с колёсиками.
– Хорошо, – подкатить не трудно. – Даниэль, давай я помогу тебе вернуться на диван? М-м?
Вот зачем я его уговариваю?
Даниэль соглашается. Заметно, что он не хочет принимать от меня помощь, но эмоции уже поутихли, и он способен услышать голос разума.
– Сейчас, – улыбаюсь я.
– Аибо…
– Пожалуйста, – хмыкаю я, и мне кажется, что мир восстановлен.
Когда я обнимаю мужа за пояс, и мы отказываемся лицом к лицу, Даниэль улыбается, и его улыбка открытая, светлая.
Но когда я напрягаюсь и на миг зажмуриваюсь, поднимая Даниэля, а потом открываю глаза, обнаруживаю, что улыбка исчезла. Даниэль не стал хмурым, нет, просто… спокойным.
– Ты как? – уточняю я.
Он кивает.
– Я рада.
Я присаживаюсь рядом, замираю в ожидании – Даниэль приобнимет или…? Или. Он вроде бы не отстраняется, не избегает случайных касаний рука об руку, но и не открывается. И я начинаю чувствовать себя лишней. Впору… сбежать? Пока что на кухню, а в будущем…
Отдышавшись, Даниэль указывает на лист бумаги и карандаш. Я подаю вместе с планшетом, который сыграет роль мини-столика. Даниэль будет диктовать? Даниэль неуклюже обхватывает карандаш. Пальцы его не слушаются, и он просто обхватывает карандаш пятернёй. Я видела, что маленькие дети порой также держат фломастеры.
Ещё одна попытка, и Даниэль коряво, но узнаваемо выводит:
"Комнаты?"
Ха…
Я обвожу взглядом холл. В нашем распоряжении двухэтажный особняк, а мы живём в… прихожей, если проводить аналогию с квартирой. И не важно, что холл по размером как несколько квартир. С одной стороны, Даниэль прав. Наш нынешним вариант обитания отдаёт душком бездомности и неустроенности. С другой стороны, мне удобно, что в холле простор, я могу обойти диван с любой стороны, он не притиснут к стене.
Но Даниэль написал "комнаты", во множественном числе. Это намёк, что дальше ночевать со мной в одном помещении он не хочет.
– Второй этаж отпадает, – пожимаю я плечами. Сам Даниэль не поднимется, кресло не заедет, а я не затащу.
Даниэль согласно кивает.
Я продолжаю:
– Есть комнаты для слуг.
Даниэль снова кивает в знак, что спальня горничной или лакея его всецело устраивает.
– Хочешь посмотреть и выбрать?
Выбирать не хочет…
– Ты уже выбрал?
Снова нет.
– Подойдёт любая?
Да.
– Хорошо, сейчас я застелю и помогу тебе перебраться, – а потом выберу комнату себе, и в отличии от Даниэля я первым этажом не ограничена, могу занять даже господские аппартаменты. Ну, да…
Разумеется, я останусь на первом этаже.
Я встаю, кошусь на деревянное кресло. Так и тянет попросить Даниэля не пытаться пересесть без меня, но я сдерживаюсь – указывать взрослому человеку неправильно. Хотя… именно мне потом поднимать этого взрослого человека с пола.
Спина болит…
– Тебе пока включить музыку?
Даниэль бросает взгляд на плашку и, тщетно скрывая любопытство, кивает.
– Скрипку с барабаном или что-то ещё?
Мой вариант Даниэля устраивает, и я отдаю плашку ему в руки, своего рода разрешение покрутить, повертеть, понажимать.
Может, Даниэль спросит, что это за штуковина, когда я вернусь? Надо быть взрослой, начать разговор самой, желательно прямо сейчас, но я трусливо сбегаю, причём я не могу рационально объяснить, что меня останавливает.
Слишком личное…
Я боюсь, что моё признание прозвучит так, будто я захватила чужое тело, что, собственно, так и есть. Да, оператор заверил, что настоящая Бьянка ушла добровольно, небесплатно и сейчас довольна компенсацией, но это не меняет того факта, что я прикрываюсь чужой личиной.
Пройдясь по коридору и заглядывая во все комнаты подряд, я выбираю самую просторную из расчёта, что первое время Даниэль будет ходить, опираясь на кресло, как на ходунки. Он так быстро прогрессирует, что покупать настоящие не вижу смысла.
Определившись с комнатой, я насылаю паука-уборщика на шторы, вихрем-пылесосом, третьим выбранным заклинанием, собираю пыль, застилаю кровать.
– Даниэль! Комната готова! – я повышаю голос, чтобы перекричать скрипку и возвращаюсь в холл.
Глава 33
Не понимаю…
Даниэль хотел комнату, я говорю, что комната готова, а он надулся, как хомяк перед зерном, которое в защёчные мешки уже не лезет, потому что набиты до отказа. Ну это он зря – капризы мне не интересны.
Я пододвигаю кресло:
– Я помогу тебе пересесть.
Даниэль поспешно кивает, но я успеваю заметить мелькнувшее недовольство. А ещё… растерянность?
Да что с ним?
– Даниэль?
– Оу это? – он показывает на планшет.
Да!
Он спросил, и мне стало легче.
Я сажусь рядом.
– Честно говоря… Я точно не знаю, – правда же не знаю. – Это артефакт, и я думаю, что он как окошко