– Насчет краденого бензина они тоже наверняка спросят, – говорит Джош.

Брекен обнажает зубы в резкой улыбке.

– Моя версия событий их вполне устроит.

– Может, прекратите уже? – спрашивает Харпер. – Нам просто нужно собраться и встретить эту проблему лицом к лицу. Понимаете? Никто не будет ни на кого ничего навешивать. Это несчастный случай.

Харпер говорит об этом, словно о школьном проекте, который слегка вышел из-под контроля. Она оглядывается и замечает, как мы все напряглись.

– Простите, – говорит она. – Я просто… Мне нельзя здесь задерживаться. У меня дела. Я не…

– Ну, тебя и не задержат, – говорит Брекен. – Это же не ты вела машину.

– Брекен, – мягко отвечает Харпер.

Поднявшись, он отходит в дальний угол бара. Харпер идет за ним. Появляется Джойс с подносом напитков. Она резко опускает его на стол, не отрывая взгляда от Харпер с Брекеном. Те наклонились друг к другу и что-то напряженно обсуждают.

– Я не хочу неприятностей, – говорит Джойс.

– А их и нет, – жизнерадостно отвечает Джош.

Не знаю, можно ли ему верить, однако беру себя в руки и улыбаюсь Джойс:

– Да, он прав. От нас не будет никаких неприятностей.

Девятнадцать

Я отчаянно хочу домой. Отчаянно хочу спать. Отчаянно хочу больше не видеть всех этих людей.

Джойс приносит жесткую пиццу и сопровождает ее негромким напоминанием:

– Мы закрываемся через сорок минут.

– Как думаешь, когда приедет полиция? – спрашиваю я Джоша.

– Без понятия, – со вздохом отвечает он.

Видимо, посидеть внутри не удастся. Я делаю глоток своей выдохшейся точно не колы, старательно избегая глядеть на Кайлу.

За стойкой Джойс пододвигает еще один напиток мужчине в углу. Он не говорит ни слова. Не поднял взгляда от второго стакана. Вспомнив, каким взглядом одарила его Джойс, я удивляюсь, что ему вообще налили добавки.

– Эй, Мира! – обращается ко мне Кайла.

– Что?

В ее улыбке скрывается нечто полубезумное.

– Ты боишься смотреть на меня?

Видимо, я так заметно таращусь на всех остальных, что Кайла, которая почти всю дорогу провела в коме, решила, что я ее избегаю. Не понимаю, с чего бы ей из-за этого переживать.

– С чего бы мне бояться? – Я хмурюсь.

Она склоняется ближе, и я еле удерживаюсь, чтобы не вздрогнуть. Кайла поводит тощим плечом.

– Может, ты боишься, что ужасная дрянь, которой я накачиваюсь, как-нибудь перейдет на тебя? Что ты подцепишь что-нибудь плохое?

– Хватит, – говорит Джош.

Кайла резко разворачивается к нему, прищурившись:

– А тебе какое дело?

Он отвечает ей злобным взглядом.

– Потому что с нас и так уже хватит драм.

Кайла смеется, но, к моему удивлению, уступает: откидывается на спинку стула, сложив руки на груди. Ее хмурое нахальство куда-то исчезает. Она вжимает большой палец в трещину на столе, и у нее дрожит подбородок.

– Это… это не то, что ты думаешь, – говорит она. – Я не глупая девчонка, которая хочет наширяться на вечеринке.

– Я не думала…

Я не знаю, как закончить, и поэтому просто замолкаю, неловко пожав плечами.

Кайла поднимается со смешком, который хватает меня за сердце.

– Да, лучше вообще не думать о таких, как я. Продолжай в том же духе.

Она идет к двери в туалет в боковой стене. Я качаю головой, глядя на Джоша.

– Ну зачем ты с ней так?

– Я не нарочно. Просто и без нее проблем хватает, – отвечает он, не глядя на меня.

Он нахмурился, вглядываясь в фигуры Харпер и Брекена в дальнем углу бара. Я иду к туалету проверить, как дела у Кайлы. Я не могу проконтролировать все, что с нами происходит, но могу решить, как себя вести. И я решаю, что мне не все равно.

Кайла сидит у раковины спиной к зеркалу. Туалет совсем небольшой: две кабинки и единственная раковина с бурым рулоном бумажных полотенец в углу у крана. Я становлюсь напротив нее, прислонившись к стене. Поначалу Кайла ничего не говорит и словно не замечает моего присутствия. Глаза у нее остекленели, а руки блестят, будто она только что их вымыла. Когда она наконец поднимает взгляд, в отражении за ее спиной я вижу, как напрягается мое лицо. Смутившись своей реакции, я пытаюсь натянуть на лицо улыбку. Она сидит плохо, словно принадлежит не мне.

– Пришла проверить, как дела у наркоманки?

– Я не думаю о тебе как о наркоманке.

– О, так ты обо мне думаешь? – Она улыбается в ответ.

Улыбка выходит наигранной, жесткой. Что бы в ней ни промелькнуло несколько секунд назад – нечто нежное, честное, – оно исчезло.

– Что ж, я польщена.

Я чувствую привычное беспокойство, но заталкиваю его как можно глубже. Я не могу допустить, чтобы меня крыло от чужих эмоций. Если я пережила похороны тети, неловкий разговор в туалете мне точно под силу.

– Ты думаешь, что из наших попутчиков одна употребляешь наркотики? – спрашиваю я.

В ее чертах проступает что-то хищное, словно она знает, куда ударить побольнее.

– О, так ты у нас дрянная девчонка, а? Ну, выкурила косячок-другой. Или, может, дождалась, когда мама подруги уйдет, чтобы стащить у нее таблетку валиума? Снять, так сказать, стресс?

– Ты ничего обо мне не знаешь, – говорю я.

– Я знаю, что ты не употребляешь. Ну, может, попробовала немножко. Поигралась. Но употреблять? Нет.

Я даже не пробовала, поэтому не спорю. Вместо этого я прислоняюсь спиной к стене.

– Ну, копам я про тебя не расскажу, если ты об этом переживаешь.

– К тебе у меня никаких претензий, малышок.

Отражение в зеркале хмурится; уголки губ ползут вниз. Кайла склоняет голову набок. Длинные спутанные волосы прижимаются к стеклу.

– А к кому есть? Из-за чего ты переживаешь? – спрашиваю я.

– Вы все меня мало волнуете. Вы такие молокососы, что даже не умеете быть начеку.

– Я очень даже начеку, – говорю я.

Она смеется, словно я сказала что-то донельзя забавное.

– Ах да, конечно. Ты у нас крепкий орешек.

Я пожимаю плечами.

– Ладно, допустим. Забыли про меня. А как насчет Брекена? Ты думаешь, он не способен о себе позаботиться?

– Я думаю, у него много забот, – уклончиво отвечает она.

– Вроде той, что он был за рулем, когда мы наехали на человека? Или ты про то, как он украл бензин, из-за чего все это и началось?

– Звонить в полицию было очень глупо, – говорит она.

– Им надо знать правду.

– И вы, конечно, расскажете им, что случилось, так? – Она смеется снова.

– Ты о чем вообще?

– О том, что в машине я единственная, кто не лжет.

– Я тоже не вру, – возражаю я, но мой