— До свидания, — кивнул я Машке, застывшей в дверях кухни.

Соседка не ответила. Как зачарованная, она круглыми глазами смотрела на зажатые в кулаке Митюкова доллары.

Я вышел на площадку и только на лестничном марше, поднимаясь на свой этаж, понял соседей. Никогда долларов в руках не держали, разве что по телевизору видели. И цену за ремонт запросили в рублях, а не в валюте…

Странно, но я даже не улыбнулся. Наоборот, горечь подступила к горлу. Отнюдь не смешно получилось.

Вставляя ключ в замок, я услышал, как в комнате настойчивой трелью заходился телефон. Будто телефонистка вызывала по междугородной линии. Я уже не удивился, хотя прекрасно помнил, что утром в сердцах оборвал шнур. Навалившиеся события притупили способность удивляться.

Дверь полностью не открылась — что-то попало под нее и заклинило на полпути. Протиснувшись в щель, я протащил за собой сумку и понял, в чем дело. На полу прихожей лежала россыпь золотых монет, выкатившихся из комнаты, одна или две из них попали под дверь и мешали ей открыться. Захлопнув дверь, я ногой отгреб монеты от порога и заглянул в комнату.

Как я и предполагал, стол не выдержал веса золота, рухнул, и теперь монеты устилали пол, а из просевшей золотой горы посреди комнаты торчали сломанние ножки. В углу, возле телефонной розетки, пронзительно верещал красный телефон, которого у меня никогда не были. Он дрожал, подпрыгивал и даже вроде бы светился, словно раскаленный.

Я поставил сумку на пол и опасливо уставился на аппарат.

— Какого черта?! — заорал вдруг телефон голосом краба. — Ему весь день названивают, а он даже к телефону подойти не соизволит! Бери трубку!

Трубка на телефоне приподнялась, и из-под нее как на пружинках выпрыгнули два крабьих глаза на тоненьких стебельках.

— Кому говорю! — приказал краб, протягивая мне клешню-трубку.

Щека у меня нервно дернулась, краб испуганно икнул, перестал верещать телефонным зуммером и присел.

— Ты чего это? — настороженно спросил он, вращая глазами и быстро трансформируясь в свое настоящее обличье.

Я молча пошел на него, хрустя подошвами по россыпи монет. Краб попытался бочком юркнуть под диван, но я успел поймать его за клешню и изо всей силы дернул. Клешня, оборвавшись, осталась в руке, а краб пролетел через всю комнату, сочно шмякнулся в стену и со звоном упал на монеты.

— Вай-вай! — заорал он благим матом. — Членовредитель!

— Эй, Роман, потише там, — внезапно услышал я четкий голос Сереги, будто он находился у меня в квартире. — Не ровен час, совсем потолок провалишь.

Голос Митюкова подействовал отрезвляюще. И раньше звукоизоляция в квартире была ни к черту, а теперь предстояло жить как в общежитии. Я глубоко вздохнул, пододвинул к себе стул и сел. Повертел перед глазами клешню краба. Клешня как клешня, большая, красная, колющая руку бесчисленными острыми шипами.

— Верни клешню, — заканючил краб. — По-ожалуйста…

— Новую отрастишь, — буркнул я.

— Она маленькая будет, — продолжал канючить краб. — Верни, а?

Я бросил ему клешню. Он подпрыгнул, как собака поймал ее на лету и сунул оторванным сегментом куда-то под панцирь. Что-то хрустнуло, щелкнуло, и клешня стала на место.

Своими манипуляциями краб больше походил на сборную механическую игрушку, чем на живое существо.

— Нормально, — пробормотал он, осторожно пробуя двигать клешней. Координация движений была замедленной, но он остался доволен. — Дня через два все будет в порядке.

— Если снова не оторву, — мрачно пообещал я. Краб испуганно присел и замер. Надолго ли, при его-то характере?

Я встал, прошел к двери, взял сумку и вернулся к стулу. Достал из сумки кейс, положил на колени и попытался его открыть, вращая циферки на наборном замочке. Нахрапом ничего не получилось, хотя задача была не из особо трудных. Всего четыре цифры, значит, десять тысяч комбинаций. Если .тратить на каждую по секунде, это займет не более трех часов. Но стоило ли вообще возиться? Кейс — опасная улика. Лучше сломать замок, вытряхнуть содержимое, а кейс уничтожить. Хотя уничтожить вряд ли удастся — видел я рекламу на подобный чемоданчик: «КамАЗ» на него передним колесом наезжает, затем отъезжает, а кейсу хоть бы что.

— Включи, пожалуйста, телефон, — внезапно тихим, униженным голосом попросил краб.

Интонация просьбы настолько не соответствовала характеру краба, что я невольно вздрогнул. Краб застенчиво переминался на лапах и смотрел на меня умоляющим взглядом.

— Включи, а?..

Просьбам «мелких бесов» следовало верить. Никогда они не ошибались в своих прогнозах. Видимо, предстоял серьезный телефонный разговор. Вопрос только — с кем? Серебро позвонил бы по сотовому…

Отставив кейс в сторону, я нагнулся и воткнул вилку шнура в розетку. И только затем запоздало удивился, что шнур целый, словно я его утром не обрывал. Эх, если бы только это удивляло меня в моей квартире…

Телефон тотчас зазвонил, но обычным зуммером, а не междугородным, как почему-то ожидалось после разыгранного крабом спектакля. Я недоверчиво покосился на краба и снял трубку.

— Слушаю.

В трубке раздавался шорох помех, потрескивание.

— Я слушаю!

— Р-роман? 3-здравствуй… Это Люся…

Голос у нее был робкий, заикающийся. Я метнул на краба испепеляющий взгляд, но он и глазом не повел. И без того был красный, будто ошпаренный.

— Здравствуй. Я узнал.

Снова в трубке треск и шорох помех.

— Что случилось?

— Рома… Ты у Владика в больнице был?

— Нет. Извини, некогда, работу ищу, — соврал я. — Но в больницу регулярно позваниваю, справляюсь о его состоянии. Говорят, что поправляется. Или что-то не так?

— Нет-нет, что ты, все нормально, — зачастила Люся. — Профессор сказал, что лучше и быть не может. Владик, говорит, в рубашке родился — даже частичной амнезии нет. То есть потери памяти…

Я невольно улыбнулся. Наверное, сама в первый раз такой диагноз услышала и теперь всем объясняет его значение.

— Вот и отлично! — нарочито бодрым голосом сказал я.

— А… А ты завтра к нему не зайдешь?

— Ох, Люсечка… — тяжело вздохнул я. — Боюсь, не получится. У меня завтра важные переговоры. Есть надежда, что возьмут на работу.

— Жаль… — Ее голос дрогнул, и она опять сбивчиво зачастила: — Нет, не в смысле работы… Работа — это хорошо… А со мной не встретишься? В любое удобное для тебя время… Я сейчас свободна… Тоже без работы… Ремонт у Еси…

Я скосил глаза на краба. Краб стоял на горе золотых монет и, подавшись в мою сторону на вытянутых лапках, прислушивался к разговору. Непроизвольно я развернулся на стуле к нему спиной, хотя почему-то был уверен, что это не поможет. Не знаю, чем там слушал краб, где у него уши, но мне показалось, что подслушивает он наш разговор не совсем обычным способом. Не ушами. Не зря же из себя телефон изображал.