— Я, между прочим, среди единоплеменников эталоном слыву, — обидчиво заметила она.

— Вот среди них и будешь на подиум выходить, — отрезал я. — А здесь будешь делать, как я сказал!

— Ладно, — буркнула она и растаяла окончательно.

— И чтобы все как на картинке было! — бросил я вдогонку.

— Будет… — глухо донеслось из центра комнаты.

Я достал из кармана сигареты и закурил. Еще неделю назад и подумать не мог, что буду запросто вызывать «мелких бесов» и раздавать им задания. Быстро человек адаптируется…

Со двора донесся автомобильный гудок, краб бросился к окну и вспрыгнул на подоконник.

— Иди посмотри! — махнул он клешней.

Я поднялся со стула, подошел к окну. Во двор медленно вползал громадный белый трейлер. На всю ширину борта большими зелеными буквами красовалась надпись: «Ремонт квартир. Строительная фирма „РХ“. Буквы „РХ“ были выписаны вязью с завитушками, а из литеры „Р“ нагло выглядывала улыбающаяся физиономия одноглазой Рыжей Хари. Нарисованная Рыжая Харя смотрелась как живая, и я невольно поежился, представив, что из трейлера сейчас посыпятся строительные рабочие с такими же обличьями.

Дверцы трейлера открылись, и я облегченно перевел дух. Рыжая Харя вняла-таки моему совету: из трейлера выбрались с десяток обыкновенных рабочих и деловито направились в подъезд. Впрочем, не совсем обычных — все они были на одно лицо, как близнецы. Приземистые, широкоплечие, скуластые, усатые. Но, главное, люди. Однако легкое подозрение, что я их где-то видел, закралось в душу.

Заметив, что доминошники во дворе прервали игру и задрали головы к окнам Митюковых, я отпрянул от подоконника и прошел на кухню. Захотелось есть, но холодильник был пуст. Парадоксальная ситуация — квартира завалена золотом и долларами, а в холодильнике шаром покати. Наверное, точно так же чувствовал себя Мидас среди груд золота, несмотря на то что в Древней Элладе холодильников не было.

— Накрыть на стол? — предложил краб, просеменивший вслед за мной на кухню.

— Нет, — отказался я, вспомнив, чем кормили меня «мелкие бесы» ночью. Одна видимость, а не еда.

Из квартиры Митюкова донеслась трель дверного звонка, затем невнятный говор сразу нескольких человек. Кажется, Машка попыталась перенести начало ремонта на завтра, но строители не согласились и споро взялись за работу. Пока бригадир, балагуря почему-то с грузинским акцентом, препирался с хозяйкой, остальные рабочие приступили к ремонту. Послышался рокот передвигаемой мебели, в квартире что-то грохнуло, да так, что у меня сотрясся пол, затем еще раз, но уже глуше, тряхнуло, зазвенели монеты… и внезапно наступила полная тишина.

Поставив на плиту чайник, я достал из подвесного шкафчика банку растворимого кофе. Пока закипала вода, я невольно прислушивался, хотя прекрасно понимал, что теперь из квартиры Митюковых не услышу ни звука. Никогда. Звукоизоляцию «мелкие бесы» создавали идеальную, совсем по иному принципу, чем принято в нашем мире.

Приготовив чашку кофе, я снова закурил, сел за стол и бездумно вперился в сереющие за окном сумерки. Не было на душе радости. Это только в сказке по щучьему велению все складно получается, в реальности дела обстоят несколько сложнее. Материально, кажется, все могу, но хочется чего-то и для души… Интересно, желал ли Мидас чего-нибудь для души или просто хотел есть?

Не успел выкурить сигарету и допить кофе, как под окном зафырчал мотор трейлера. Краб вскочил на подоконник, приподнял занавеску, выглянул во двор.

— Порядок, — удовлетворенно заявил он. Я поперхнулся кофе.

— Что, значит порядок?

— Порядок — он и в Африке порядок, — назидательно сообщил краб. — Ты просил,, чтобы ремонт сделали по-быстрому? Все готово.

Я выглянул в окно и увидел удаляющийся трейлер. На заднем борту тоже была нарисована эмблема строительной фирмы с физиономией Рыжей Хари; трейлер осторожно ехал по разбитой дороге, покачивался, и от этого казалось, что Рыжая Харя этак ехидно кивает, скаля клыки. Мол, ваше желание выполнено.

— Это мы еще посмотрим… — пробормотал я, загасил в пепельнице окурок и пошел к двери.

Краб не соврал — ремонт был сделан в лучшем виде, и это я увидел еще на лестничной площадке. Вместо старой облезлой двери у Митюковых стояла новая, красного дерева, резная. Она была чуть приоткрыта, и из квартиры в подъезд пробивался лучик света.

Я замер на площадке и прислушался. В квартире Митюковых стояла мертвая тишина. Тогда я тихонько приоткрыл дверь и на цыпочках вошел в прихожую. Строительная фирма «РХ со товарищи» поработала выше всяких похвал. Просил я, чтобы было как на картинке, они так и сделали. Пол зеркальный, стены и потолки идеально ровные, и при этом комната стала в два раза больше, расширившись неизвестно куда. Старенькую мебель всю поменяли — по центру комнаты стояла громадная двухспальная кровать с балдахином, в углу — объемистый зеркальный шкаф, на стене висел сверхплоский телевизор с метровой шириной экрана. А вот люстры в комнате не было — мягкий приятный свет струился просто с потолка. В приоткрытую дверь я увидел, что кухня тоже расширилась, и там громадой возвышался суперсовременный многокамерный холодильник. Не удивлюсь, если и ванная комната раздалась вширь и там стоит джакузи.

У глухой стены комнаты, примостившись рядком на краешках стульев, чинно сидела чета Митюковых. Они были в полной прострации и смотрелись посреди стерильной чистоты квартиры как двое нищих в тронном зале. Немудрено — на Катьке был все тот же испачканный мелом сарафан-балахон, а в правой руке она продолжала сжимать совок с остатками строительного мусора, ну а Серега, хоть и переоделся в более приличный спортивный костюм, когда ходил в пункт по обмену валют, был мокрый как мышь и продолжал обильно потеть, не обращая внимания на катящиеся по лицу капли. Оба они смотрели перед собой невидящими глазами; Серега изредка подносил к губам бутылку водки, отхлебывал, но выражение глаз при этом не менялось. Катька же поминутно тяжело, со всхлипом вздыхала, будто перед ней были не царские хоромы, а разбитое корыто, и сидела она на завалинке возле покосившейся избы у самого синего моря…

Мне стало муторно, и я на цыпочках попятился из квартиры, аккуратно притворив за собой дверь.

На лестничной площадке, облокотясь на перила, стояла Рыжая Харя.

— Понравилось? — спросила она.

Я промолчал, глядя сквозь нее.

— Хочешь, и тебе так квартирку оформим?

Я и на этот раз не ответил и пошел на нее точно так, как глядел. И прошел насквозь, словно она была фантомом. И ничуть не удивился.

Жизнь завертелась так круто, что я не заметил, как меня всё реже стал посещать дар предвидения. Еще неделю назад я чуть ли не постоянно «видел» свое ближайшее будущее на пять-десять минут вперед. Идя по улице, знал, что у этой вот симпатичной девушки через несколько шагов подвернется нога и девушка сломает высокий каблук, а спустя десять минут на этом вот переходе лихой водитель на иномарке собьет, рванувшись на красный свет, пожилую женщину и скроется с места преступления. Сидя в кафе, предвидел, какая компания через пять минут войдет с улицы, где сядет, что именно закажет, предчувствовал очередную реплику бармена и что я ему отвечу… И все происходило с точностью до повторения кинематографического кадра: я раскрывал рот и послушно произносил заранее известные фразы, словно в не раз сыгранной пьесе. Знал все наперед, но, пребывая в апатии, ничего не делал, чтобы изменить ход событий. И не хотел. Любая, даже весьма слабая попытка выйти за рамки увиденного сценария будущего приводила к вязкому сопротивлению окружающей среды, вызывая ощущение раздвоения личности, и я, опасаясь за свою психику, позволял течению времени нести меня, как щепку среди волн. Только прямая угроза моей жизни заставила активно сопротивляться и впервые изменить ход событий. Именно с тех пор, все чаще и активнее вмешиваясь в прогнозируемые неведомо откуда взявшимся даром предстоящие события, я все реже и реже стал их предвидеть. Складывалось впечатление, что я подобно реакционной частице в жестко детерминированном мире неожиданно обрел гораздо большую степень свободы, чем полагалось по статусу, и теперь дар предвидения не поспевал за моими действиями, чтобы с абсолютной точностью спрогнозировать ситуацию, зато я наконец-то получил право широкого выбора и теперь мог определять направление жизненного пути по своему усмотрению.