В воскресенье утром Афра поставила его корзину на стул у стола.

– Пусть немножко как бы пообщается и позавтракает вместе с нами, – решила она. Но тогда, конечно, не стоит уходить в кухню, чтобы поставить чайник. За десять секунд Ари устроил полный разгром: апельсиновый сок опрокинут, везде осколки, на полу разбитая вдребезги банка арахисового масла, а сам герой лежит посреди стола с куском бисквита в пасти.

– Стормик, что ты наделал! – воскликнула Афра, вбежавшая на шум. И тут же набросилась на меня: – Господи, Артур, куда ты смотрел?

– Я читал газету.

– Вечно ты со своей дурацкой газетой!

Я заметил, что пес таким образом оправдал свое имя, но это не разрядило обстановку.

– Может, назвать его Хаосом? – предложил я.

За весь день Афра не удостоила меня ни единым взглядом. Ари, напротив, не мог пожаловаться на отсутствие интереса с ее стороны.

Я еще сумел удержаться от гнусного замечания, что наконец-то у нее появился ребенок.

В Таиланде наследный принц Маха Вачиралонгкорн Бодиндрадебаяварангкун назначил своего пуделя маршалом авиации. Я полагаю, Аристотель мог бы успешно руководить фирмой по наведению бардака.

Фургон Йоста, готовый к рейсу, стоит в его гараже. Он битком набит вещами для моего нового дома в Италии, каковой со вчерашнего дня называется «Приют Беглеца». Название было итогом мозгового штурма с Ваутером и Йостом и пары бутылок выпитого вина. Предлагались также варианты: дом «На-ура», вилла «Ар-Во-Йо», отель «Небеса» и «Пюркелен». Последнее название, по словам Ваутера, должно было означать, что я не отрекаюсь от своих корней. Пюркелен, пояснил он, это сочетание Пюрмеренда и Брёкелена. Рассматривался и вариант «Брёкеренд».

Друзья с нетерпением ждут моего переезда. В качестве подарка они преподнесли мне красивую итальянскую поваренную книгу «Готовить с любовью с Софи Лорен». Софи на обложке с огромной ложкой для салата. Возле уха.

– Софи сама выглядит аппетитней, чем все блюда, – заметил Йост, – но книга старая, и я думаю, со временем ее вкус немного испортился. И вообще, она еще жива?

– Йост, Йост, какой же ты женоненавистник, – вздохнул Ваутер. – Тебе непременно надо хранить в душе ее прежний облик, не допуская перемен даже в мыслях. Нет никого прекрасней, чем Софи Лорен в фильме «Однажды на Диком Западе».

– Жаль только, что в нем играла Клаудиа Кардинале, – уточнил я.

Ваутер глубоко задумался.

– Ты прав. Но они почти одинаково красивы, Клаудиа и Софи. По крайней мере, я в свое время не смог бы сделать выбор, если бы обе постучали в дверь моей спальни.

– У меня гипотетический вопрос, господа, – сказал Йост. – Вы бы отдали жизнь за одну ночь с Софи и Клаудией?

Мы затруднились с ответом.

Они живы. Софи Лорен сейчас восемьдесят два, Клаудии Кардинале – семьдесят девять. Я навел справки.

Афра недавно сказала, что и пожилые женщины могут быть очень красивы.

– И избавь меня от твоих острот по этому поводу, – язвительно добавила она.

– Ну что ты сердишься, Ааф? Разумеется, пожилые женщины могут быть очень красивы. Внешне и внутренне.

Она взглянула на меня подозрительно.

В пятом и шестом классе средней школы я сидел за одной партой с Сюзанной де Грааф. Целых два года я был влюблен в нее. За целых два года она не удостоила меня ни единым взглядом, не обменялась со мной ни единым лишним словом. У нее была роскошная индийская коса, и она очень хорошо пела. В моих воспоминаниях она с тех пор стала еще красивее. Было бы ужасно встретить ее в «Вибре», когда она роется в контейнере с носками.

«Постой, ты не Артур… Артур, э… Опхоф? Не узнаешь меня? Мы вместе ходили в начальную школу. Я Сюзанна де Грааф».

Прелестный образ, который я лелею в памяти, наверняка и навек разобьется вдребезги. Расплывшаяся фигура, отросшие корни отбеленных волос, двойной подбородок и на икре какая-то неразборчивая татуировка, будто ссадина от велосипедной цепи.

Поэтому кое-какие воспоминания нужно оставить в покое. Эстер – единственное воспоминание, к которому я бы посмел прикоснуться. Но она не разрешает.

Подготовка к моим похоронам идет полным ходом.

Я составил список имен и адресов для рассылки траурных открыток с приглашением на похороны.

Получилось всего шестьдесят три открытки. Маловато. Раньше я прикидывал, что со мной пожелают проститься хотя бы сто человек. А ведь я не поскупился на приглашения. Вспомнил однокашников, с которыми не виделся долгие годы, друзей, с кем давным-давно играл в футбол, нескольких подруг Афры, соседей, деловых партнеров, бывших коллег – всех позвал. И набралось всего-навсего шестьдесят три открытки. Проживи я жизнь хотя бы наполовину так широко и увлекательно, как мечтал в юности, сто человек набралось бы очень легко. Досадно, но ничего не поделаешь. Не посылать же открытки совсем посторонним людям, просто чтобы заполнить зал. Тогда нужно предусмотреть в расходах плату за посещение.

От плана, по которому я сам отнесу некрологи в «Трау» и в «Норд-Холланс дагблад», я отказался. Это может вызвать слишком много вопросов. Но зато в перечень последних пожеланий добавил просьбу: поместить не только на открытки, но и в некрологи стих моего сочинения:

Обычный такой стишок, сначала думаешь: что ж, очень мило, а прочтешь два-три раза и спросишь себя: а что, собственно, имел в виду поэт?

Дальше в списке моих последних пожеланий написано: пусть на мою могилу положат красивый большой валун, пусть на похоронах разливают вино и пиво, пусть непрерывно угощают тефтельками, а потому пусть меня не хоронят утром, так как тефтельки с кофе на завтрак – неудачная идея, и, наконец, пусть не приносят цветы, только низкорослые многолетники, дабы посадить их вокруг валуна. Затем я, так сказать, посмертно прошу Йоста и Ваутера позаботиться об этих растениях. Они оба ненавидят садоводство, но ради приличия им придется взяться за совок и грабли. Я уже слышу, как они разражаются проклятиями.

В выборе музыкального сопровождения я все еще колеблюсь. Для начала какая-нибудь пьеска Баха, потом, например, Леонард Коэн[35] с чем-то меланхоличным, а затем разудалый Андре ван Дёйн с хитом «В коридоре конь стоит».

Хватит у меня пороху?

Кроме того, я сочиняю речь, которую зачитает Ваутер, но пока я не продвинулся дальше вступления: «Артур был настоящим человечным человеком». Может, стоит этим ограничиться? Кратко и сильно. И производит соответствующее впечатление. Или все-таки добавить еще одну фразу? «Он оставил после себя огромную пустоту».