Эти несколько месяцев ожидания меня здорово измотали: я почти ничего не делаю и постоянно стараюсь держать рот на замке, чтобы нечаянно не проболтаться и не сделать ничего такого, что выдаст мои планы. Завтра наконец начнется настоящее приключение.

Я проснулся в четыре часа. Рядом со мной раздавался негромкий храп. Может, толкнуть ее легонько?

– Афра, повернись на бок. Ты храпишь.

Она послушно повернулась на бок. Афра все еще красива, когда спит, но ее красота меня больше не волнует. Когда мы с ней еще делили постель, я мог спокойно часами любоваться ею во время сна. Но счастье имеет свой срок, заранее неизвестный, но ограниченный. Ни одна женщина и ни один мужчина, пока они влюблены, его не ведают. Наш срок истек. Мы стоим друг другу поперек дороги.

– Который час?

Она проснулась.

– Четыре. Я уезжаю. Не вставай.

– Зачем мне вставать?

– Чтобы помахать мне рукой на прощанье.

Она выпростала из-под одеяла руку и помахала.

– Ну вот. Дело сделано. Повеселись в свое удовольствие.

И она повернулась на бок.

В пять минут шестого подъехал Ваутер. Он был в утреннем настроении, то есть разговаривать с ним не стоит. Через четверть часа прибыл Йост, и ситуация изменилась, так как Йост всегда не прочь поболтать.

– Какое прекрасное утро, господа! – рассмеялся он, когда дождь хлынул как из ведра. – Самая подходящая погода, чтобы не испытывать никакой ностальгии. На юге Франции двадцать семь градусов и солнце, в Тоскане двадцать девять градусов и солнце.

Ваутер пробурчал что-то себе под нос. Я разобрал только «…пасть».

– Налить кому-нибудь винца? – сказал Йост, вытаскивая бутылку белого из переносного холодильника.

– Сейчас пять утра, чертов идиот, – сказал Ваутер.

Йост заявил, что скорее пять часов ночи, самое время для последнего глотка. Он притворялся, что бодрствовал всю ночь. Прикалывался. Через четверть часа он уселся за руль, а Ваутер завалился спать на матрас среди кучи мелочей. Я налил кофе из термоса и поставил со Spotify песенку «Go your own way»: этот хит показался мне подходящим номером для начала.

Поблизости от Люксембурга Ваутер проснулся. Удивленно огляделся вокруг, а потом удовлетворенно пробормотал, что мы в полном порядке. После чего мы перемещались: с матраса на место рядом с шофером, с места рядом с шофером на шоферское место и с шоферского места на второе место рядом с шофером. Потому что Йост так и не лег спать.

– Раз так, могу я налить кому-нибудь винца? – настаивал он.

– Только бы глаза продрать со сна, Йост, но уж тогда я буду полностью в твоем распоряжении, – отвечал Ваутер.

На подъезде к Нанту из бутылки вылетела первая пробка, и мы устроили пикник на одной из уютных парковок на Рут-де-Солей, среди грузовиков, туристских автобусов и всяческого мусора, вдыхая аромат бензина и мочи. Нас это не смущало. Вино было холодным, к нему имелись бутерброды с лососиной, солнышко ласкало бледную кожу.

– Превосходный старт, друзья мои. Благодаря вам мы сидим сейчас здесь. Без вашей моральной поддержки я бы никогда не решился совершить прыжок в царство свободы. Ваш энтузиазм чуть ли не внушает мне подозрения. Неужели два моих лучших друга настолько хотят от меня отделаться? Или вас вдохновила перспектива ежегодно проводить две чудесные недели в Италии, играя в гольф? Нет, вы явно желаете мне счастья! Спасибо вам! Ваше здоровье!

Мои друзья громко зааплодировали. Пожилая супружеская пара, сидевшая на складных стульчиках около своего «каравана», с изумлением воззрилась на нашу компанию. Они сидели неподвижно, молча уплетая свои бутерброды с сыром.

– Ваш стул стоит посреди собачьего дерьма, – обратился Йост к женщине.

Никакой реакции.

– Votre chaise est dans le merde de chien, – попробовал объясниться Ваутер.

Никакой реакции.

Через пять секунд женщина как можно незаметнее заглянула под стул. В самом деле, стульчик стоял в дерьме.

– Смотри, что ты наделал, – сердито прошипела она, обращаясь к мужу.

Только дождавшись, когда мы отчалим, он с гримасой отвращения применил рулон бумажных полотенец.

В семь вечера мы уже сидели в саду при нашем мотеле. Пахло лавандой, мы пили шампанское, а в кухне на медленном огне готовилась утка с апельсинами.

По дороге мы сделали групповое фото с видом на половину Авиньонского моста и послали его нашим женам, дабы показать, что мы реально находимся на юге Франции. Лишние подозрения нам ни к чему.

Я получила фото от господ из Авиньона. Это первое фото, которое Артур прислал мне по телефону. И, кстати, первое его селфи. Может, он хотел вызвать у меня зависть, никакой другой причины мне в голову не приходит. Я ему не завидую. Мне хорошо и здесь, в Пюрмеренде, со Стормом. Как ни странно, мне кажется, что теперь, когда никто больше целый день не называет его Ари, Сторм меньше смущается.

Теперь я могу без помех разговаривать со своим песиком. Артур постоянно отпускал замечания, когда я что-то говорила Сторму.

«Какой смысл целый день говорить с Ари таким неестественно высоким голоском. Он понимает только лай», – иронизировал он.

По-моему, собака понимает намного больше, чем мы способны себе представить, хотя Артур прав: у меня немного меняется голос, когда я разговариваю со Стормом. Как у матерей, когда они говорят со своими малышами.

Когда сегодня днем он залаял, я услышала, как говорю ему:

– Значит, ты умеешь лаять вежливо? И чего же просит маленький Сторм? Хочешь покушать? Или сначала пойдем на двор, сделаем пи-пи?

Так обращаться к собаке немного инфантильно, но получается как-то само собой. Хозяева собак, живущие по соседству, тоже разговаривают со своими псами. Одна пожилая дама всегда точно знает, что думает и чувствует ее девочка. Когда я вчера хотела погладить толстушку, дама сказала:

– Оставьте ее в покое, она в дурном настроении, так как получила на завтрак один бисквит, а не два. Она на диете, доктор находит, что она слишком толстая. Мне нельзя никакой выпечки, потому что у меня сахар повышенный. А я ужасная сладкоежка. И Нэнси тоже.

Я предпочла бы держаться подальше от других собачников, хотя это не просто. Люди с собаками заговаривают со мной на улице. Странно. Ведь велосипедисты при встрече с другими велосипедистами не тормозят на дороге, чтобы посплетничать о своих велосипедах?

Йост указал в сторону и вверх:

– Вон тот белый домишко, думаю, это он. Жми на газ, Ваут, я чую близость рая!

Он стоял на вершине холма, сияя на солнце: «Приют Беглеца». Моя итальянская вилла. Я чувствовал себя как в детстве, на школьной экскурсии, когда автобус приближался к Эфтелингу[36].