– Что до второго вопроса – что ж, есть, по крайней мере, надежда на то, что они расположены к диалогу. Почему марсиане вообще находятся на Земле? Тот разгром, который они устроили в Англии, каким бы ужасающим он нам ни казался, не был их целью. Марсиане просто хотели обеспечить себе безопасность. И за два года они разобрались в том, как устроена жизнь на Земле – и как устроены мы. Уверен, что они прилетели именно за этим. Стоит только посмотреть на их летательные машины, на этих соглядатаев, которые парят над городами и полями…

– Это разведчики, – сказала я, вспомнив машину над Лондоном.

– Именно так. Собирают сведения, которые пригодятся будущим захватчикам. Но те пришельцы, которых отправили сюда для наблюдения и, возможно, даже специально к этому подготовили, могут выслушать наши аргументы – или, по крайней мере, признать за нами способность к общению.

Во время своего монолога Уолтер вновь открыл блокнот и принялся что-то в нем чертить – рефлекторно, словно бы позабыв о моем присутствии. Я думала, что он рисует завод, однако он покрывал страницу за страницей абстрактными символами: тщательно выписанными кругами и хаотичными спиральными узорами.

– Так что, ты предлагаешь переговоры? – спросила я. – Но ведь той ночью, когда они впервые высадились на Землю, в седьмом году, в Хорселле, – ты же там был, Уолтер, и помнишь королевского астронома с белым флагом…

– Да, с ним был бедняга Оджилви, и оба получили тепловой луч. Но это не значит, что не стоит предпринимать новую попытку. Да, признаю: идея межпланетного сообщения греет мою душу утописта. Я разделяю взгляды того парня по имени Вендиджи, который предлагает отправить на Марс радиосигналы и начать мирные переговоры. Черчилль, кстати, поддерживает мои идеи: ему передавали копии моих писем. Но он видит здесь и дополнительные возможности. В конце концов, по его мнению, мы можем выиграть время. Представь, что хитроумные инки втянули бы конкистадоров в долгие переговоры, а потом перерезали им горло, завладели их конями, ружьями и кораблями – и обрушились войной на испанских монархов.

Я потерла лицо.

– Учитывая, как все обернулось для инков, вероятно, им стоило рискнуть. Но почему я, Уолтер? Какое я имею к этому отношение?

– В этом есть своя логика. Давай раскрутим цепочку с другого конца. Нам нужно так или иначе завязать диалог с марсианами – примем это за аксиому. Далее: по словам Эрика и всех остальных, есть лишь один человек, лишь один житель Земли, находящийся глубоко внутри Кордона, который сейчас пытается установить мирный контакт с марсианами – или, по крайней мере, такой контакт, который не закончится его смертью.

Я нахмурилась.

– Удивительно, что такой человек вообще существует. Кто же это?

– Кук. Альберт Кук.

– Твой артиллерист! Но он же… – я помахала рукой, – просто клоун, разве нет?

– Сам он придерживается иного мнения, – серьезно сказал Уолтер. – И надо отдать ему должное: судя по имеющимся данным, он все-таки смог установить некую связь с марсианскими захватчиками. Примечательно, не так ли? Как именно он поддерживает эту связь и с какой целью, Эрик Иден мне не сообщает – а может, и сам не знает. Но Кук не будет слушать военных, поскольку они – как он сам считает – не стали слушать его, когда после войны он излагал свои взгляды на подготовку к новому вторжению. Нет, для разговора с ним нужен другой человек – независимый, самостоятельный, которому, как и Куку, удалось пережить войну. Видите ли, мисс Эльфинстон, вы одна из немногих людей, чье имя я упомянул в своем свидетельстве – том самом, которое сделало Кука известным, можно даже сказать, печально известным.

– И поэтому он согласится со мной поговорить? Звучит довольно надуманно. И к тому же, Уолтер, почему бы тебе самому этим не заняться?

– Я могу вызвать у него подозрения. Он считает, что я поднял его на смех, поиздевался над ним самим и над его идеями. У меня такого и в мыслях не было. И кроме того… – Уолтер поднял израненную руку, и я увидела, как она дрожит.

– Ладно. И если при помощи Кука я подберусь к марсианам…

Он поднял свои каракули.

– Покажи им это.

Это слегка отдавало безумием. Я осторожно уточнила:

– Эти абстрактные рисунки…

– Не абстрактные. Ты их не узнаешь? Другие образы мне, боюсь, трудно припомнить. Вот круг – идеальная фигура, которую, как мы знаем, юпитериане сделали своим символом: она красуется в их густых облаках, она отпечатана на поверхности их лун. Конечно же, юпитериане выбрали круг – безукоризненную, совершенную фигуру, с бесконечным множеством осей симметрии…

Юпитериане меня не слишком интересовали. Я указала на другой рисунок.

– Я вспомнила вот этот, – сказала я. Это была спираль – размашистая, на всю страницу, завивающаяся по часовой стрелке, словно растянутая пружина. – Это знак, который марсиане оставили на поверхности собственной планеты и на Венере…

– Не на Венере, – педантично поправил он, – а в облаках Венеры, тех самых, что скрывают от наших взоров эту юную планету. Но это не венерианский знак. Я пытался изобразить метку, которую марсиане начали рисовать в Суррее.

– Какую метку? В 1907 году? Ты уже об этом говорил, но я не помню такого знака.

– Тогда нам было некогда его разглядывать, – сказал Уолтер с кривой усмешкой. – Мы были слишком заняты криками и беготней. Когда все закончилось, узор проступил более четко, а поле боя удалось точнее нанести на карты. У меня есть схема…

Он выудил из блокнота сложенную артиллерийскую карту. На ней были отмечены Лондон, Суррей, Миддлсекс, Кент – та местность, где оставили свой разрушительный след марсиане.

– Видишь? Эти оранжевые метки указывают на места, где приземлились марсиане. Можно провести линию от Хорселла на юго-западе через Суррейский коридор, мимо Кингстона и Уимблдона, и сквозь Лондон к Примроуз-хилл, а затем к Хаунслоу, Хэмптон-Корту и Мерроу…

Он взял карандаш и провел тонкую извилистую линию, спираль, соединяющую все эти точки.

– Теперь видишь? Мы всегда дивились тому, как близко друг к другу приземлились цилиндры, хотя позади у них было путешествие длиной в сорок миллионов миль. Теперь я готов утверждать, что марсиане рассчитали все точнее, чем нам казалось. Ямы, где упали цилиндры, – это опорные точки…

– …для метки! Вроде той, что на Венере.

– Именно. Думаю, будь у них время, они дорисовали бы фигуру, – быть может, с помощью каналов, или земляных валов, или зарослей красной травы. А потом, покорив всю Землю, создали бы еще более масштабный знак – в песках Сахары или во льдах Антарктики. Символ своей победы, видный из далекого космоса!

Я откинулась назад.

– Так вот о какой геометрии ты говорил, когда звонил нам в Оттершоу, да?

– Совершенно верно. И, если задуматься, этот межпланетный символизм объединяет всех нас: землян, марсиан, быть может, обитателей Венеры и даже юпитериан! Никогда, никогда не забывай о юпитерианах, Джули: по сравнению с ними мы все равно что детишки, которые возятся у ног вооруженного солдата…