Но все мои мысли были о марсианах, я не стала задумываться о юпитерианах и не прислушалась к тому, что он пытался до меня донести (увы, увы).

– Что именно мне нужно сделать, Уолтер?

Мы перешли к деталям плана. Уолтер приготовил для меня пачку рисунков – межпланетных символов и других геометрических фигур. Он даже принес кожаную папку, куда я могла их сложить! От меня требовалось только показать эти рисунки марсианам, а потом… Дальше план становился весьма туманным.

Уолтеру было трудно отказать, настолько уязвимым он выглядел. И к тому же я нехотя признала про себя, что этот план был не безнадежен. (Конечно, мне стоило задуматься об истинных мотивах Эрика и тех, перед кем он отчитывался. Но на это глаза у меня открылись много позже.)

Обсуждение плана, похоже, утомило Уолтера.

– Знаешь, мне всего этого не хватает, – сказал он.

Это неожиданное признание выбило меня из колеи.

– Чего не хватает, Уолтер?

– Прежней жизни. Иногда я просматриваю свои старые работы. Все это, конечно, были беспочвенные домыслы, но они, подобно запаху засохшего цветка, пробуждают воспоминания, возвращают назад в прошлое… Я вспоминаю тогдашнюю жизнь, писателей и мыслителей, с которыми я общался, вспоминаю редакторов «Пэлл-Мэлл газет», «Нэшнл обсервер», «Сатердей ревью»… Всего этого больше нет, и даже архивы, наверное, сгорели. Пресса теперь уже не та, что раньше, да? Когда газеты и журналы выбивались из сил, чтобы обставить друг друга… Власти утверждают, что в стране не хватает бумаги, но привычка к секретности мне кажется более вероятной причиной того, что пресса умолкла. Да, я не самый сильный человек, знаю. Я помню, помню… ах да, Кэролайн! Ты ее видела? Я по ней скучаю…

Он еще какое-то время продолжал свой отрывистый монолог, словно разговаривал сам с собой и забыл, что я рядом. Трясущейся рукой он сжимал карандаш и снова и снова чертил в блокноте круги и спирали, стремясь к совершенству, которое было недоступно его израненному телу. Я не стала уходить, но наш разговор, по сути, подошел к концу.

Вернувшись в отель, я позвонила Эрику Идену – который, как мне сообщили, был в Париже по каким-то своим делам. Я сказала ему, что согласна принять участие в его затее. Эрик ждал моего ответа. Приготовления начались незамедлительно.

Согласно инструкциям Эрика, который был вежлив, но ясно дал понять, нужно неукоснительно следовать его указаниям, я на следующий день отправилась из Берлина в Бремен. Ночь я провела в небольшой гостинице невдалеке от вокзала. Там меня застал еще один телефонный звонок от Эрика, который предупредил, что нужно будет встать пораньше: начнется операция по переправке Джули через канал.

Час действительно был ранний: еще не пробило три, когда меня разбудил быстрый стук. За дверью стоял молодей офицер в форме цвета хаки и улыбался.

– Мисс Эльфинстон?

– Есть такой грех.

Он сказал, что меня доставят на борт корабля, который уже давно готовится отплыть в Англию в составе конвоя. Погода благоприятствовала нам, так что пора было идти. Хотя стояла ночь, я была полностью одета – чему немало обрадовалась, глядя на его нарядную, тщательно выглаженную форму.

– Я соберусь, а вы пока проходите, – пригласила я. Я надела ботинки и пальто, положила оставшиеся вещи в рюкзак и еще раз удостоверилась, что бумаги в кожаной папке, которые передал мне Уолтер, надежно спрятаны: с этого момента и до самой встречи с марсианами я не должна была с ними расставаться.

Офицер ждал меня в дверях, сложив руки на груди, стараясь не глядеть на всякие дамские мелочи, которых в номере было немало.

– Кстати, меня зовут Бен Грей – божьей милостью второй лейтенант. – Он усмехнулся.

Выговор выдавал в нем, как и в Эрике, выпускника школы Хэрроу. Он был стройный, темноволосый, ухоженный и миловидный, с буйно разросшимися усами; на вид ему было лет двадцать пять.

– Мой полк…

– Не стоит пересказывать мне детали биографии, лейтенант, – я не отличаю один полк от другого.

Сказав это, я тут же пожалела, что задела его: это было все равно что обидеть щенка.

На сборы ушла минута. Я посмотрела на свое отражение в высоком зеркале. Мои волосы по-прежнему были коротко подстрижены, и их достаточно было пригладить руками. В последний раз окинув взглядом номер, я вышла вместе с офицером, закрыла дверь и заперла ее за собой.

– Оставьте ключ в замке, – сказал Грей. – Управляющий со всем разберется.

– А счет?

– Уже оплачен.

Он проводил меня к лифту.

– Я вижу, вы все предусмотрели. Послушайте, лейтенант Грей, я в состоянии сама сесть на поезд. И даже на корабль.

Он рассмеялся.

– Майор Иден предвидел, что вы это скажете, мисс Эльфинстон, – почти слово в слово. «Приказ есть приказ» – вот что он велел мне ответить.

– Вы хорошо его знаете, да?

– Более-менее, учитывая, что он выше меня по званию и намного старше. Когда наш полк стоял в Инкермане, Иден делился с нами тем, что пережил на Первой войне. Когда он не на службе, то не прочь побыть в центре внимания, – впрочем, мисс, вы это и так знаете.

– Выпускники Хэрроу всегда друг друга найдут, верно?

Он смущенно улыбнулся.

– Как вы выражаетесь, мисс, есть такой грех.

Мы спустились на первый этаж, миновали пустой холл, вышли на холодную улицу, где уже занимался рассвет, и свернули к вокзалу.

– Что касается того, мисс, почему меня приставили вас сопровождать… Майор Иден тоже плывет в Англию, но из Бреста, это…

– Французский военный порт. Я знаю.

– Он поплывет на боевом корабле, мы – на рыболовецком корыте. Но дело в том, что пересечение канала перестало быть увеселительной прогулкой – с тех пор как повсюду рыщут марсиане.

Повсюду рыщут?.. Я не была посвящена в данные разведки, но эта фраза меня насторожила. Впрочем, я не намеревалась отступаться от своего решения.

Мы прибыли на главный вокзал Бремена, и я с удивлением увидела, что там собралась целая толпа. Люди говорили вполголоса, учитывая ранний час, и большинство явно составляли британцы и французы – хотя мы были в Германии.

Было много людей в форме цвета хаки, мелькали и синие мундиры моряков; преобладали мужчины, но встречались и женщины. Были тут и гражданские – мужчины в штатском, женщины, дети, сонные и растерянные. Мой журналистский взгляд подмечал детали: вот мужчина прижимает к груди маленькую девочку, и оба плачут; вот девушка лет шестнадцати крепит цветок к кокарде столь же юного моряка; вот мальчик одиннадцати-двенадцати лет стоит навытяжку перед отцом, который явно наставляет его: «Будь мужчиной, чтобы мать тобой гордилась», и все в таком духе. Говорили тут в основном по-английски, но слышалась и немецкая, и даже французская речь – порой с сильным акцентом, который выдавал выходцев с берегов Мерси, Темзы и Тайна. Похоже, за два года, прошедших с высадки марсиан, многие успели побрататься. Вокзал был невелик, и гомон толпы, пусть и сдержанный, казалось, заполнял все пространство до самого свода.