Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рис медленно покачал головой и рассмеялся, но в этом смехе я услышала недоверие.
– Позволь мне… удостовериться, что я правильно все понял.
Повисла очередная неловкая пауза. Рис снова покачал головой и на мгновение закрыл глаза.
– Весь прошлый год ты злилась на меня, считая, что я жалел о сексе с тобой, хотя на самом деле никакого секса и вовсе не было?
Я открыла рот, но что мне было на это ответить?
– Ты избегала меня, оскорбляла. – Он снова коротко усмехнулся. – Ты проклинала меня за то, что я, по-твоему, с сожалением подумал о сексе, которого не было?
На мгновение я зажмурилась.
– Я расстроилась, решив, что ты жалеешь, что переспал со мной.
– Но мы не переспали.
Я покачала головой.
Он стиснул зубы.
– Ты издеваешься, мать твою?
Я всегда подозревала, что Рис не обрадуется, узнав правду, но все равно удивилась.
Он поднялся и отошел от стола. Я не знала, куда он направляется, но посреди кухни он остановился и повернулся ко мне. Повисла долгая, тяжелая пауза.
– Ты хоть представляешь, как я изводил себя, потому что не мог вспомнить ту ночь? Не мог вспомнить, как это – обнимать тебя, проникать внутрь тебя, засыпать и просыпаться рядом с тобой? Я завершил отстойный год еще хуже, забыв, как переспал с единственной девушкой, которая была мне небезразлична. Ты хоть понимаешь, что я от этого с ума сходил?
У меня перехватило дыхание.
– Я сбился со счета, сколько раз пытался вспомнить наш первый раз. Одному богу известно, как ужасно я чувствовал себя из-за этого. Черт, да я же думал, что сделал тебе больно, – сказал Рис, потирая грудь прямо над сердцем. – И все это время ты, мать твою, знала, что между нами ничего не было? Ты издеваешься, да?
– Нет, – прошептала я, с трудом сдерживая слезы. – Я должна была тебе сказать…
– Да, черт возьми, ты должна была мне сказать. Рокси, у тебя на это было одиннадцать месяцев. Это немало.
– Рис… – начала я, поднимаясь на ноги.
– Но вместо этого ты все время мне врала! – Взглянув на него, я увидела на его прекрасном лице все то, что там боялась увидеть: боль, обиду, недоверие и гнев, из-за которого он крепко стиснул зубы. – Ладно. Не врала. Но позволяла мне верить в ложь.
Я обошла кухонный стол.
– Прости меня. Понимаю, это ничего не меняет, но мне правда очень жаль. Просто сначала ты со мной не разговаривал, а потом прошло столько времени, и…
– И ты не знала, как подступиться к этой лжи? Черт, как мне это знакомо, – бросил Рис. Я сразу поняла, что он имеет в виду своего отца. – Вот честно, Рокси, я и не думал…
Он не закончил фразу, но в этом и не было необходимости. Он не думал, что я могу так нагло его обмануть, но я превзошла все его ожидания. Сердце сжалось от боли. Мне захотелось залезть под стол, но я осталась на месте, ведь именно так поступают взрослые люди.
Рис открыл рот, но его прервал приглушенный звонок телефона. Развернувшись на пятках, он подошел к своей сумке, лежавшей там, где он оставил ее накануне, наклонился и достал телефон из бокового кармана.
Взглянув на меня, он ответил на звонок.
– Привет, Колт.
Звонил его брат, и я не знала, личный это звонок или рабочий.
– Черт. Ты серьезно? – Рис поднял свободную руку, провел ею по волосам и снова уронил ее. – Плохо дело.
Я понятия не имела, что происходит, поэтому развернулась, взяла его пустую тарелку со стола и открыла посудомойку. Тарелка чуть не выпала у меня из рук.
В квадратном отделении для мелкой посуды лежали мои трусики. Когда я взглянула на них, у меня задрожали руки. Это были… боже, это были те самые черные кружевные стринги, которые мне хотелось надеть прошлой ночью.
Каким образом они оказались в посудомойке?
Если я не ошибалась, ее я не открывала с воскресенья. Накануне я не пользовалась тарелками, а грязную чашку поставила в раковину.
Потрясенная, я поставила тарелку в посудомойку, но трусики не вытащила. Мне не хотелось их касаться. Похоже, мой Каспер был извращенцем. Если же я сама положила трусики в посудомойку и не запомнила этого, мне срочно нужно было сделать рентген головы. Возможно, все-таки стоило согласиться на предложенный Кэти спиритический сеанс.
– Да, – сказал Рис, и я вздрогнула. – Я все сделаю. Скоро перезвоню.
Закрыв посудомойку, я оставила трусики внутри. Меньше всего на свете мне хотелось их доставать. Мне и так было что объяснить Рису, а это я не могла объяснить даже себе самой. Развернувшись, я увидела, как Рис достал из сумки футболку и быстро натянул ее через голову. Не глядя на меня, он застегнул штаны.
– С твоим братом все в порядке? – спросила я.
Рис поднял голову и расправил футболку. Его прекрасное лицо не выражало никаких эмоций. Он взглянул на меня своими ясными синими глазами.
– Да, все супер. Мне нужно идти, – сказал он и пошел по коридору.
Я стояла не шевелясь. Он уходит? Мы не закончили разговор. Не теряя больше ни секунды, я поспешила за Рисом и нашла его в спальне. Он сидел на краешке кровати, надевая носки и ботинки.
Я видела лишь смятые простыни, одеяло, две сплющенные подушки. Его вчерашняя футболка, которой он вытер меня, скомканная валялась на полу.
Мое сердце билось так часто, что я боялась, как бы оно не взорвалось подобно воздушному шарику.
– Тебе правда нужно идти? Прямо сейчас?
– Да. – Он завязал шнурки и поднялся, став на добрые две головы выше меня. – Нужно выгулять собаку Колта.
Я одними губами повторила эти слова, не в силах осознать, что это истинная причина его ухода. Да, мне, конечно, не хотелось, чтобы песик описался, но нам нужно было закончить разговор.
– А он не может… немного подождать?
– Это она, – поправил меня Рис, поднимая грязную футболку. – Ее зовут Лейси. И она не может ждать.
Он вышел из спальни, и у меня на глазах навернулись слезы. Я стояла и смотрела на кровать. Казалось, с чудесного утра прошли целые годы.
Развернувшись, я пошла вслед за Рисом. Он уже взял сумку и надел черную бейсболку, козырек которой скрывал его глаза.
– Рис, я… – Голос предательски дрожал. – У нас все хорошо?
Мускулы под его белой футболкой напряглись, словно он вдруг решил размять затекшие плечи. Он повернулся ко мне лицом. Линия его подбородка казалась острой, как лезвие.
– Да, – ответил он без эмоций, – у нас все хорошо.
Я не поверила ему ни на йоту. Борясь с желанием заплакать, я несколько раз моргнула. Говорить я не могла, потому что рисковала разрыдаться.