Можно привести и множество других примеров. Асте-риол и Секундин, пользовавшиеся особым доверием и расположением Теодеберта I, были знатоками риторики и грамматики. Другой приближенный этого же короля, Парфений, был руководителем королевской канцелярии и главным советником в статусе патриция; он отправился в Рим, чтобы завершить образование в области письма и словесности[159]. Однако люди, занимавшие ответственные государственные посты, обладали знаниями не только в области грамматики и риторики[160].

Дидье из Каора, бывший королевским казначеем при Хлотаре II (правившем с 613 по 629 или 630 г.), изучал галльское красноречие и римское право. В VII в. многие официальные лица из королевского окружения были гораздо более образованными и культурными, чем можно было бы предположить.

Что же касается вестготов, то достаточно почитать их законы, отличающиеся, с одной стороны, по форме, многословием и риторическими изысками, а с другой — по содержанию, точными и емкими предписаниями, касающимися тех или иных сторон общественной жизни, чтобы прийти к выводу о том, что государственные служащие обладали не только знаниями в области грамматики и словесности, но также хорошими практическими навыками и пониманием того, как обстоят дела в государстве.

Таким образом, короли управляли при помощи людей, которые были носителями римских традиций в области как образования, так и политической жизни. Но самое главное заключается в том, что государственные служащие, которым было доверено государственное управление, были образованными и учеными людьми. Следует, правда, отметить, что иначе и быть не могло.

Ведь для того, чтобы нормально функционировала римская система управления, которую хотели сохранить, нужны были образованные и знающие государственные служащие. А как иначе можно было вводить налоги и точно контролировать их сбор, вести учет имевшихся земель и хранить эти данные в систематизированном виде, а также разобраться в том потоке документов, который исходил из королевской канцелярии? То же можно сказать и о мелких государственных служащих: как можно вести учет уплаты рыночной пошлины, если человек не умеет читать и писать? Это же справедливо и для тех, кто вел учет документов по городскому управлению, хранившихся в канцелярии городской управы.

Помимо этого, римское право — точнее сказать, романизированное право, то есть римское право в том виде, в каком его восприняли германцы, — с его письменной процедурой, ведением письменного учета судебных решений, договоров и завещаний, требовало наличия многочисленных писарей-секретарей по всей стране. Именно для них писал Маркульф. Подавляющее большинство этих писарей-секретарей были мирянами, хотя встречались священнослужители, о чем мы находим упоминание в городских уложениях (уставах) — правилах, как жить и работать в городе, — составленных в Бурже и Анжере[161].

Естественно, существовали учебные заведения для обучения этих государственных служащих; этому вопросу посвящена одна из моих работ. Такие учебные заведения сохранились даже у лангобардов.

Среди вестготов было столь много людей, умеющих читать и писать, что король установил цену за экземпляр сборника ветсготских законов, по которой эти сборники следовало продавать. Таким образом, умение читать и писать было общим правилом среди тех, кто в той или иной степени был связан с государственным управлением.

Экономическая необходимость требовала наличия определенного уровня грамотности и у торговцев. Класс профессиональных торговцев, перевозивших товары на большие расстояния, не мог бы выполнять свою работу, не обладая минимально необходимым для этого уровнем грамотности. Более того, благодаря Цезарию из Арля нам известно, что у торговцев были культурные и образованные помощники.

В эпоху Меровингов письмо было необходимо для нормального развития общества. Этим объясняется сохранение римской письменности во всех варварских королевствах, возникших на территории Западной Римской империи. Римское письмо сохранилось в виде скорописи (курсива), которой стали писать начиная с V в.; это было деловое письмо, а не каллиграфия. Именно от него произошли меровингская, вестготская и лангобардская письменность, которые еще недавно называли национальным письмом или национальной письменностью, что неверно, поскольку, строго говоря, речь шла о вариации римского письма, увековеченного государственными служащими, сотрудниками различных органов управления и торговцами.

Письмо курсивом вполне подходило для живого, но находящегося в упадке языка, которым пользовались в то время. В повседневной жизни латынь была еще более искажена и огрублена, чем в литературе и письменном творчестве; это был язык, изобилующий грамматическими неточностями и ошибками, не признававший четких грамматических правил, — но при всем при том это была латынь. Ученые назвали этот язык «народной латынью», или «вульгарной латынью». Но именно этот язык получил всеобщую поддержку и активно использовался, особенно в Галлии, поскольку это был действительно народный язык, на котором говорили все. Поэтому в органах управления последовали народному примеру. Именно эта латынь преподавалась в небольших школах. Нет ни одного письменного источника, упоминающего о том, как это мы видим в ряде документов, относящихся к VIII в., что в храме прихожане не понимали того, что говорил священник. В данном случае мы опять имеем дело, так сказать, с варваризацией латыни. Но в этой варваризации не было ничего германского. Латынь как язык выжила. И именно этот язык обеспечил целостность Романии до VIII в. включительно.

С какой стороны ни посмотреть, можно точно сказать, что создание варварских государств на территории Римской империи не внесло каких-либо новшеств в общественные порядки, которые оказали бы определяющее воздействие на последующее историческое развитие[162].

Германцы не уничтожили империю; они лишь ликвидировали правительство, правившее от имени императора на Западе. Сами германцы признавали власть императора, обосновавшись на территории империи на правах федератов, то есть на условии выполнения определенных повинностей в пользу империи. Германцы отнюдь не хотели заменить империю чем-то другим; они просто хотели осесть в ней, и, хотя это сопровождалось серьезным упадком во всех областях общественной жизни, германцы не стали менять форму правления и систему управления государством. Они, так сказать, разделили древний дворец на несколько частей и получили собственные покои, сохранив при этом само здание. Короче говоря, в своей основе Романия по-прежнему оставалась средиземноморской. Приграничные территории империи, остававшиеся германскими, а также Британия еще не играли тогда сколько-нибудь серьезной роли; было бы ошибкой рассматривать происходившее там как отправную точку новых процессов и изменений в тот период, о котором мы ведем речь. Если сохранять объективность, то действительно серьезным новшеством той эпохи, носившим политический характер, следует считать тот факт, что на территории Западной Римской империи вместо единого римского государства возникло несколько государств — варварских королевств. И этот новый политический фактор имел действительно очень большое значение. Политическая конфигурация Европы изменилась, но в своей основе общественная жизнь осталась такой же, как и прежде. Новые государства, которые иногда называют национальными государствами, на самом деле не были никакими национальными; это были лишь части ранее существовавшего великого единого целого, на которые это целое распалось. Никаких основополагающих качественных изменений в общественной жизни на всей территории, занятой варварами, за исключением Британии, не произошло.