– Мне просто было обидно, что меня оставляют вне игры.Сразу вспомнилось детство золотое. Мне было заявлено, что меня никуда невозьмут, пока я не стану вести себя, как благоразумный человек, каковым я неявляюсь. Наверное, я вспылил из-за каких-то прошлых обид. – Лайам бросилнервный взгляд на Сашу, ему явно хотелось извиниться, но переступить через себяон не мог. Они встретились взглядами и долго изучали друг друга, но Ксавьеэтого, к счастью, не заметил.

– Черт, старик, ты ведь всего-навсего у нее гостил. Онав любом случае не могла бы взять тебя на эту тусовку.

– Не могла, – подтвердила Саша, – и спор былскорее умозрительный. На тему свободы личности и пределов этой свободы.

– Точнее, ограничения этой свободы, – добавилЛайам. – Когда меня унижают, я злюсь – это естественно. В детстве менявечно оставляли дома, как будто я им был неродной. Или недостоин их общества.Вечно старались ущемить, заткнуть, поставить подножку. Невыносимо!

Саша поняла, что корни у этого комплекса еще глубже.По-видимому, ранняя смерть матери усугубила обиды и одиночество, лишив Лайамаподдержки, какую мать ему оказывала. Вот с кем она тогда ругалась! С семилетниммальчиком, оставшимся без матери. Никто не мог его защитить, и тогда Лайам самкинулся на свою защиту, как волчонок, брошенный и беспомощный. Бедный, бедныйЛайам. Она сидела и слушала, и у нее сердце обливалось кровью.

– Ну, хорошо. Что же мы теперь, так и будем толочь водув ступе? – повернулся к другу Ксавье. – Ясно, что у тебя был какой-тосрыв, приступ или еще не знаю что. Моя мать посещает самые скучные на свететусовки, на которые ни один здравомыслящий человек добровольно не потащится. Аты свободный художник, тебя-то что туда потянуло? Тебе с этими людьми делатьнечего. С моей-то мамой все в порядке, но вот с ее окружением общатьсяневозможно. Таким, как мы с тобой, надо вращаться в своем кругу. И ни в коемслучае не с теми, кому она пытается наши вещи продавать. Это просто горекакое-то. Поверь мне, ты бы там умер со скуки. Послушайте, может, в концеконцов, пообедаем спокойно? Я сейчас пойду в туалет, а вы двое поцелуйтесь ипомиритесь, иначе она будет на тебя сердиться и твоих картин продавать нестанет. А когда вернусь, мы чудесно проведем время, как в прошлый раз. Хорошо,дети мои? – Они улыбнулись. Не зная всего, Ксавье растопил лед, которыйони не могли растопить целых два месяца. – Вот и молодцы! – Ксавьевстал и удалился, а Лайам сидел и смотрел на Сашу. Он все еще был влюблен, атеперь, спасибо Ксавье, больше не сердился. Теперь, по зрелом размышлении, онпонял, что причина ссоры была не в Саше. Просто она задела его за живое, и онзавелся. До такой степени, что перестал слышать доводы разума, пока сегодня,спустя два месяца, Ксавье не помог ему все расставить по своим местам.

– Саша, прости меня, – тихо проговорилЛайам. – Я так по тебе скучал! Ты самая упрямая женщина на земле. Ты мнетак и не позвонила.

– Ты мне тоже. И я тоже по тебе скучала. Ты меня тожепрости. Я не предполагала, как много это все для тебя значит. Теперь знаю. Я нехотела сделать тебе больно. – Она коснулась его руки.

– Ты не хотела. А они – да. Я на мгновение перепуталтебя с ними. – Мгновение вышло слишком долгим. Длиной в два с лишниммесяца. – Давай до твоего отъезда сходим куда-нибудь? – Она кивнула,и в этот момент вернулся Ксавье.

– Все опять счастливы?

– И даже очень, – улыбнулась Саша. – Ты, явижу, просто дипломат. Мне надо к тебе чаще обращаться.

Они заказали еду, мужчины завели разговор о работе, а Сашасидела и слушала. Больше всего на свете Саша любила общаться с художниками,слушать их споры, погружаться в стихию творчества. После обеда поехали в студиюк Лайаму смотреть его последние работы. Они оказались еще интереснее прежних.Саша была довольна.

– Бог мой, Лайам, они чудесны! – Саша отчетливопонимала, что эти его картины словно были написаны кровью, столько в них быловложено души.

– У тебя работа идет лучше, когда ты злишься, –заметил Ксавье.

– Бывает, – уныло согласился Лайам, что неукрылось от Саши. Она незаметно стиснула его руку. – Но в данном случаезлился я только вначале. Мне стало себя очень жалко. Вот в таком состоянии уменя действительно выходит лучше всего. Стыдно признаваться, но это так. –Сейчас, когда он смотрел на свои картины, вид у него был крайне измученный. Этидва месяца без Саши дались ему тяжело.

– Со мной то же самое, – поддакнул Ксавье.

– А я вот такой работоспособностью похвастаться немогу, – откровенно призналась Саша. Последние два месяца она тоже оченьстрадала. А сейчас, как ни хотелось остаться с Лайамом наедине, ей надо былоспешить на другую встречу. Но она была довольна уже тем, что увидела его работыи они оказались выше всех похвал. Он сумел справиться с обидой, дурнымнастроением. И, может быть, им обоим будет только лучше, если теперь ониограничат свои отношения делами. Их короткий роман и впрямь почти обернулсякатастрофой. Спасибо Ксавье, сумел их примирить, сам того не ведая.

– У вас обоих вечер свободен? – спросил Лайам снадеждой, провожая Сашу. Она уже опаздывала.

– У меня занят, – быстро ответила она. У Ксавьетоже оказалось свидание.

– Неужели очередной скучный прием? –посочувствовал Саше Лайам.

– Нет, ужин с потенциальным заказчиком. – Она необязана ему ничего объяснять. Война окончена, но и роман тоже. Если ничего неслучится, отныне они – друзья.

– А завтра? – настаивал Лайам. Ему хотелось ещеповидаться с ней до ее отъезда, а общество Ксавье теперь было им даже напользу.

– Я не занят, – отозвался Ксавье.

– Я тоже, – сказала Саша, хотя, по правде говоря,ей бы хотелось провести время с сыном наедине. С Лайамом все будет по-другому.

Тот предложил поужинать вместе в его любимом пабе. Ксавье сготовностью согласился, Саша – с некоторой неохотой, но после сегодняшнегообъяснения она не хотела обижать Лайама. В конце концов, с Ксавье можно будетпозавтракать на следующий день, перед рейсом.

Они договорились, что завтра Саша заедет за ними на своеймашине с шофером, хотя она не была любительницей шумных вечеринок. Онасоглашалась ради них обоих. Ну, может быть, чуточку больше – ради Лайама.Уходила она с каким-то почти материнским чувством к нему.

Всю вторую половину дня Саша провела в делах и едва-едвауспела в отель, чтобы привести себя в порядок до появления Филипа. Онапричесывалась, когда позвонил Лайам.

– Я рад, что мы сегодня встретились, – произнесон. – Ксавье нам обоим оказал большую услугу. Во всяком случае, мне. Мнеправда очень стыдно, что я так распсиховался в Париже.

– Все в порядке, – успокоила Саша, держа в однойруке трубку, а в другой расческу. – Сегодня все происшедшее и для меняпредстало в ином свете. – Про его детские обиды тогда, в Париже, она неподумала. Конечно, Лайаму нужна была любовь и забота, но Саша не хотела братьна себя роль матери. Ей хватает своих детей. Может быть, ему мать нужна дажебольше возлюбленной. Но она рядом с ним чувствовала себя еще старше, чем насамом деле. Может, ведя дела Лайама, она сумеет дать ему больше, чем в качествелюбовницы.