– Обо мне и Мейтленде? Не понимаю.

– Сказал, когда больница только открылась, он видел, как ты ночью выходишь из кабинета Мейтленда. Говорит, сразу стало ясно, в чем дело.

– А в чем дело?

– Джейн, не заставляй меня произносить это вслух. Мне и без того нелегко.

На лице Джейн мгновенно отразилась гамма самых разных чувств, но вскоре передо мной предстала непроницаемая маска.

– Да, я заходила в кабинет Мейтленда ночью. Но вовсе не затем, чтобы… – Джейн изобразила неопределенный жест, будто мячиками жонглировала. – Осборн не так понял.

В глаза мне Джейн не смотрела, упрямо отводя взгляд в сторону.

– И что же ты делала в кабинете Мейтленда в такое время?

– Он… – Джейн сделала крошечную паузу, обдумывая ответ, – вызвал меня по рабочему вопросу.

– В половине третьего?

– У меня было ночное дежурство. Мейтленд хотел узнать, какого я мнения о практикантке. Она у нас больше не работает. Не справлялась.

– Почему Мейтленд обратился к тебе, а не к сестре Дженкинс?

– Наверняка ее он тоже спрашивал. Понимаешь, ситуация складывалась непростая. Эта девушка была дочерью его коллеги.

Джейн схватила пачку сигарет и чиркнула спичкой.

– Осборн сказал, что в кабинете было темно.

– Что?

– Сказал, вы с Мейтлендом были наедине. В темноте.

Джейн сделала глубокую затяжку и выпустила облачко дыма. На глазах выступили слезы. Я задал еще несколько вопросов, но Джейн только молча качала головой. Она продолжала избегать моего взгляда.

– Значит, это правда, – произнес я. – У тебя были отношения с Мейтлендом.

Повисла долгая пауза. Я слышал шум моря, волны то накатывали на берег, то снова отступали. Джейн не всхлипывала, но по щекам растеклись разводы от туши. Наконец она спросила:

– И что с того?

Я с самого начала осознавал, к чему приведет этот допрос. И все равно был не готов, когда наступил решающий момент. У меня перехватило дыхание, и я издал нечто напоминающее тихий стон.

Джейн вскинула голову. В глазах стояли слезы.

– Что теперь? – произнесла она. – Хочешь сказать, все кончено? Из-за того, что я спала с другим мужчиной?

Не просто с другим мужчиной. С Мейтлендом. Это большая разница.

– Ты это скрыла, – чуть подрагивающим голосом выдавил я.

– А зачем рассказывать? Я знала, что ты расстроишься. Не хотела, чтобы ты страдал. – Джейн поморщилась. – Это что, преступление?

– А как же честность? От вранья тоже можно страдать.

– Я хотела тебя оградить, – почти умоляющим тоном произнесла Джейн. Затянулась еще несколько раз и бросила окурок в пепельницу. – Мы поступили очень глупо. Теперь я понимаю. Это был ничего не значащий секс, потом мы оба жалели…

– Значит, это было всего один раз?

Хотелось услышать ответ «да». Единичный случай казался простительнее, так мне было бы проще смириться.

Покраснев, Джейн произнесла:

– Н-нет, но…

– И долго вы… – я замолчал, пытаясь сдержать нахлынувший гнев, – встречались?

– Ничего серьезного у меня с ним не было, – ответила Джейн. – Просто секс, и все. Сама не понимаю, что на меня нашло. Думаю, Мейтленд чувствует то же самое. Он уже много лет в браке и очень предан жене.

– Оно и видно.

– Перестань, Джеймс. Все совершают ошибки. Давай просто забудем. Прости, что не сказала раньше.

Джейн неловко обняла меня. Я почувствовал ее дыхание на своей шее, ощутил поцелуи, вот она положила руку мне на бедро… Людям часто кажется, что все разногласия с возлюбленным или возлюбленной можно разрешить в постели. Но я с этой точкой зрения не согласен. Чувственные удовольствия не обладают магическим действием и не могут устранить проблему. Таким способом нельзя ни заслужить прощение, ни заставить забыть о былом проступке.

Джейн поняла, что ее уловки не действуют, и отстранилась. Так мы и сидели, глядя на стену, слушая море и наше собственное неровное дыхание. Наконец Джейн встала и произнесла:

– Я, наверное, лучше пойду.

Я не стал ее задерживать. Каблуки медленно, нерешительно зацокали по коридору, а дверь закрылась с печальным хлопком. Только тогда я наконец выпустил наружу всю свою печаль, все горе. Внутри будто что-то лопнуло, и я разрыдался.

Примерно через час я лег спать, но все время просыпался из-за кошмаров.

Самый неприятный разбудил меня около четырех часов. Я был в подземной пещере, том самом целительном святилище древних греков, о котором вспоминал по приезде в Уилдерхоуп. Передо мной в два ряда стояли кровати, и в них лежали пациентки комнаты сна. Между кроватей в одной шапочке прохаживалась Джейн. Она была потрясающе стройна, а пышная грудь рассекала густой голубоватый дым, будто киль корабля. Джейн приблизилась к приподнятой каменной платформе, на которой стоял верховный жрец. На жреце была длинная мантия, расшитая золотыми знаками, но лицо скрывала огромная баранья голова. Грозные рога закручивались назад. Почему-то я был уверен, что под маской скрывается Мейтленд. Джейн упала на колени и поклонилась. Белое тело освещали факелы, а воздух наполнял приторно-сладкий запах благовоний. Я видел безупречные ягодицы Джейн, босые ступни, ровную, гладкую спину. Я знал, что присутствую на обряде посвящения. Жрец сошел с платформы, распахнул мантию, но не успел он это сделать, как я проснулся. Включил лампу. Сон был настолько ярок, что по сравнению с тем храмом вид моей спальни был бледным и неубедительным.

Некоторое время я просто лежал, не зная, как поступить, на что решиться. Мучительно болела голова, поэтому думать было трудно. Прошло несколько часов, но было такое чувство, словно мозг отказывался работать. От пыли заложило в носу, мне было трудно дышать. Я решил прогуляться, отдохнуть от гнетущей атмосферы Уилдерхоупа. К счастью, не успел я об этом подумать, как из Саксмандема прибыл Кеннет Прайс и сменил меня на выходные. Я сразу отправился в коттедж Хартли и попросил разрешения взять велосипед. Все три были на месте.

Достигнув дороги на Данвич, в деревню я не поехал. Вместо этого свернул на северо-запад, проехал через лес, ручей, затем покатил по пустым полям.

С ближайшего подъема разглядел кое-как сложенные из подручных материалов загоны. Доски чередовались с рифленым железом. Свиньи бродили туда-сюда, роя рылами землю. Одни собирались в группы, другие блаженствовали в грязных лужах в гордом одиночестве. Глядя на них, я невольно задумался об устройстве человеческого общества, и вскоре мысли приняли зловещее направление – все эти дозорные вышки, колючая проволока, дымящиеся трубы… Война изменила нашу жизнь до неузнаваемости. Даже свинофермы стали сложнее и противоречивее.

Хотя я заранее изучил карту, конкретных планов у меня не было, маршрута я не наметил, просто собирался сделать круг и снова вернуться к Данвичу. В Уэнхастон, симпатичную, но очень маленькую и тихую деревушку, я заехал случайно. Шагая по главной улице, не встретил ни единого жителя, хотел было ехать дальше, но тут заметил на мостовой темные пятнышки. Подняв голову, увидел низкие черные тучи и подумал, что разумнее будет переждать дождь. Решив укрыться от стихии в церкви, я направился к воротам.