Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ведь жизнь ей спас именно он.
– Точно не надо? – спросил он, тяжело дыша, и Саше даже стало его жаль.
Ну, совсем чуть-чуть.
– Думаю, что точно. Но я польщена твоим предложением и благодарю тебя за него. Но, думаю, дружной семьей нам так вместе и не жить.
Нет уж, сначала Федор, потом Ваня, а теперь Илья.
Это было бы чересчур!
Потянулись месяцы, полные однообразных действий. Квартира – «Ваня Гог» – квартира. Саша подала документы на отчисление: нет, в Репинку она уже никогда не вернется.
Потому что зачем?
Город, бывший Ленинградом, стал официально опять Санкт-Петербургом, они дружно отпраздновали в «Ване Гоге» новый, 1993 год, а Ванечка расстался со своей рокершей, которой отец строго-настрого запретил выходить замуж за невесть кого и, по слухам, даже отобрал паспорт.
Вроде бы она не была несчастна – но была ли она счастлива? Впрочем, кого это интересует; живи себе, и все.
Вот именно, живи.
По ночам Саша часто лежала с открытыми глазами, вспоминая прошлое. И чаще всего к ней приходили мысли о Федоре.
Где он сейчас, как он?
И с кем…
После шумной и утомительной смены в Рождество Саша наконец, заявившись домой, приняла душ (в той самой легендарной ванне: другой-то не было) и упала в постель.
Телефонный звонок разбудил ее, и она, резко подскочив, вдруг решила, что звонит дедушка.
И поняла, что тот скоро уже год как мертв.
Дедушку убили.
На проводе был бородач Илья, причем такой, каким она его еще ни разу не слышала: плачущий и истеричный.
– Ваня, Ванечка… С ним что-то не так. Приезжай сюда…
И повесил трубку.
Она даже не знала, куда именно ехать, но, сразу же собравшись, направилась в «Ваню Гога».
И, завидев «скорую», почувствовала, что ей делается дурно.
К Ване ее пропустили, когда она сказала, что его невеста. Ну да, и без пяти минут жена.
И стала бы ею, не заявись она тогда в неурочный час домой. Или как раз в урочный?
Все эти мысли теснились в ее голове, когда она, продравшись сквозь гудящую толпу (отчего-то весть о том, что с Ванечкой что-то приключилось, мгновенно распространилась по Питеру), наконец оказалась в той самой комнате, где когда-то пришла в себя после нападения маньяка.
Там, на все той же продавленной софе, он и лежал: с голой грудью, растрепанными волосами и таким одухотворенным лицом: прямо как ангел с фресок Фра Анджелико или картин Антонелло да Мессина.
И абсолютно, ну просто полностью мертвый.
Она уловила разговор фельдшера и водителя из коридора:
– Ну, типичный передоз, когда мы приехали, он был по крайней мере два часа мертв. Тут уже ничего не поделаешь, вот она, позолоченная молодежь! Теперь вот ментов надо дожидаться…
Саша задела ногой коробочку, как две капли воды похожую на ту, которую она выбросила тогда с балкона.
Ванечка быстро нашел себе новую: он всегда в своей жизни находил себе все новое.
В жизни, которая так нелепо завершилась.
Опустившись рядом с ним на колени, Саша поправила его густые волосы и поцеловала в холодеющий лоб. А затем заплакала, положив голову на голую грудь.
Бородач Илья все никак не желал поверить, что его сводный младший брат умер. Спрашивал, что говорят врачи. Прерывал ее, когда Саша пыталась донести до него правду.
А потом (к тому времени тело уже забрали, а всех зевак она выпроводила вон, и они остались в «Ване Гоге» одни), усевшись за стол, вдруг опустил на него свои большие руки и заплакал как ребенок.
Саша не стала его утешать, только отправилась на кухню и сделала для него кофе. Ставя перед Ильей чашку, она сказала:
– Не могу обещать, что такой же вкусный, как у тебя.
Тот, все еще плача, отхлебнул и, скривившись, заявил:
– Отвратительный!
И заревел пуще прежнего.
Брата он, несмотря на все их разногласия и несхожие представления о жизни, любил, да еще как. И Саша вдруг ощутила, что испытывает к этому плачущему бородачу с диабетом симпатию.
Или даже больше?
– «Ваню Гога» сегодня придется закрыть, я позабочусь… – пробормотала она, а Илья заявил, сверкая глазами:
– «Ваня Гог» сегодня будет открыт, как и всегда!
Вздохнув, он произнес:
– Они ведь все равно придут и выломают дверь, если она будет на замке. Они его все любили, как и мы с тобой, ведь правда?
Саша кивнула.
– А ведь, что ни говори, Ванечка поступил гениально: просто взял и умер молодым.
– Что ты такое говоришь! – девушка была шокирована. – Ему не было и двадцати пяти!
– Было. Ванечка из клуба «27». Он о своем возрасте, как и обо всем прочем, врал. Получил удовольствие от жизни – и помер. Вот бы нам всем так!
Он снова заплакал, и Саша попробовала кофе, который сварила ему.
Ну да, Илья прав: отвратительный.
– Может, ты приготовишь, у тебя лучше получается, – попросила она, понимая, что ему надо чем-то заняться.
Он и приготовил. И, попивая чудный кофе, она вспоминала Ванечку: невыносимого, но такого любимого.
И теперь безвозвратно мертвого.
Похороны (уже третьи за последние месяцы в жизни Саши) превратились в грандиозный спектакль, который пришелся бы покойному по вкусу.
Его гроб на Северное кладбище эскортировали рокеры на мотоциклах, а перед открытой могилой прошел импровизированный рок-концерт.
А потом имела место грандиозная попойка в «Ване Гоге», и трезвыми под конец остались только два человека: Саша, которая всех обслуживала, и бородач Илья, который по причине своего диабета ни капли не пил.
Когда же все ушли и они остались среди Содома и Гоморры из грязных тарелок, пустых бутылок и разбитых рюмок, Илья произнес:
– Это финальный аккорд, больше «Ваня Гог» не откроется.
Саша, не веря своим ушам, заявила:
– Нет, ты не можешь так поступить! Это же… – Она запнулась, подбирая аргументы. – Это же память о твоем брате!
Бородач только качнул головой.
– О чем память? О том, что он тут в Рождество, приняв смертельную дозу наркотиков, умер в подсобке? Думаешь, я хочу, каждый раз проходя мимо двери, вспоминать о том, что нашел его там – мертвым, с пеной у рта?
Саша была уверена, что нет.
– Мы все тут переделаем, эту ужасную софу выбросим, подсобку закроем.
– Мы? – спросил удивленно Илья. – Кого ты имеешь в виду?
Девушка быстро ответила, потому что уже наметила план:
– Мы с