– Чую я, гаржи под Висвардом целый город нарыли, со множеством тоннелей и таких вот пустот, – вполне резонно предположил граф. – Боюсь, придется сначала наверх подняться и собрать весь отряд, а затем уж снова спускаться и подземелье прочесывать. Здесь не только легко заблудиться, но и в ловушку можно попасть…

Предложение, а точнее, приказ командира был воспринят всеми членами небольшого отряда с восторгом. Не только Танве, но и слугам графа так не терпелось покинуть «обеденный зал» безликих убийц, что они позабыли о маленьком толстячке, тихонько отсиживающемся за горою трупов. Вернард заметил отсутствие пленника лишь наверху, но спускаться за ним не стал… это наверняка было уже бесполезно.

* * *

Как ни странно, но подъем по земляной лестнице прошел намного быстрее, чем спуск. Танва и запыхаться толком не успела, как немного поредевший отряд оказался уже наверху. С наслаждением, сильнее которого вряд ли когда-то испытывала, девушка покинула проклятый дом и выбежала на улицу, чуть не уткнувшись с разбегу озаренным радостной улыбкой лицом в мерно помахивающую хвостом лошадь. Ждавший возле дома посыльный изумленно уставился на чуть не запорхнувшую от счастья его кобыле под хвост белошвейку. Наверное, слуге пришло в голову, что девице удалось обмануть бдительного Вернарда и сбежать… оттого-то она и была так счастлива. Парень и не ведал, что девушка так сильно радовалась обычному солнечному утру, свежему воздуху и голубому небу над головой.

Не тратя времени на расспросы, посыльный ловко выпрыгнул из седла и уже протянул было руку к обескураженно хлопающей ресницами простушке, но тут на пороге появился палач и все остальные участники поисковой группы, естественно, за исключением улизнувшего толстяка.

– Скачи, собирай людей! Чтоб через четверть часа все здесь были! – еще не успев выйти из дома, отдал приказ Тибар, а его верный друг, палач, добавил еще несколько обидных фраз в адрес, по его мнению, не слишком быстро вскочившего в седло посыльного.

– Всех собрать не смогу… всех не удастся! – выкрикнул нерадивый гонец и пришпорил коня, оставив господина, как, впрочем, и остальных, в полнейшем непонимании того, что же означали его слова.

К счастью, истолковывать смысл сказанного не пришлось, уже через пару минут послышался стук конских копыт, и из ближайшего проулка вывернула одна из трех карет вспомогательной группы. Вновь прибывшие воины повыскакивали из экипажа еще до того, как возница остановил лошадей, и наперебой стали докладывать графу о произошедшем за время отсутствия хозяина инциденте. Танве никогда бы не довелось услышать то, что она услышала, но, как ни странно, быть в курсе быстро развивавшихся событий ей помог неотступно следовавший за графом и постоянно таскавший ее за собой Вернард. Промашка с Арторисом сильно ущемила самолюбие здоровяка, и, чтобы еще больше не ударить в грязь лицом, он не выпускал локоть белошвейки из своей могучей ладони.

– Что значит напали?! – неистовствовал взбешенный граф, готовый собственноручно задушить принесшего ему плохое известие охранника. – Я вам, дурням, что приказал?! Быть поблизости, тихо сидеть, наблюдать и из кареты носов поганых не высовывать! Ты хоть представляешь, что вы натворили?! Напасть на гаржу, открыто, средь бела дня, да еще именно сейчас, когда их полным-полно в городе!

– Тиб, не кричи, а выслушай! – скуластый воин с выпиравшей нижней челюстью, видимо, как и Вернард, имел немало заслуг перед Домом Ортанов, если называл молодого графа по имени, да еще осмеливался перечить, отстаивая свою правоту. – Он появился внезапно, бежал за какой-то девицей… Мы от удивления аж рты пораззявили… Когда это бывало, чтобы безликие вот так открыто на улице появлялись?! Пусть утром, не днем, но народищу вокруг все равно уже предостаточно было… Девка шустрой и бойкой оказалась, толпу локтями лихо расталкивала. А гаржа попавшихся ему на пути зевак, случалось, и убивал! Мы наказ твой помнили, сидели тихо и не высовывались, да только этот паскудник уж больно многих мечом зарубил… Ребята честно терпели бесчинства убивцы, но когда вмешалась стража и он троих солдат положил, вот тут-то и не вытерпели… Одна лишь радость, живьем сволоту взять удалось!

– Где он?! – выслушав отчет командира группы, спросил Тибар. В голосе вельможи уже не было ноток ярости, а раскрасневшееся лицо постепенно стало принимать исконный цвет. – Вы хоть его расспросили, зачем за девицей гнался?!

– Молчит, собака, только злобно рычит из-под маски, и все тут. Его без тя в жизнь не разговорить! – последняя фраза была уже обращена не к графу, а к стоявшему по правую руку от хозяина и недовольно хмурящему лоб палачу.

– Где он?! – еще громче повторил граф первую и самую важную часть вопроса, на которую командир проштрафившейся группы не соизволил ответить.

– В доме учетчика Кавустина, здесь недалеко, – махнул рукой воин, видимо, показывая направление. – В храм его вести не стали. Во-первых, уж больно далеко, а во-вторых…

– Правильно сделали, – поддержал говорившего Вернард. – Нечего святош зазря в серьезное дело впутывать. Гаржи своего все одно в беде не бросят: разыскать и отбить всяко постараются. Лучше скажи, сколько с ним наших осталось?

– Пятеро, – тут же ответил воин, – он связан, но мало ли что…

Вернард кивнул, скупо выразив таким образом свое одобрение, а граф, окончательно успокоившись, лишь небрежно махнул рукой, дав тем самым понять, что разговор окончен и он уже почти не сердится.

– Да, девку нам догнать не удалось, шустрая больно, да и не тем заняты были, но вот стражник один в нее крепко вцепился, – решил рассказать державший отчет охранник. – Ей на плечи повис, так она его шагов двадцать на себе проволокла, пока не сбросила. Вот уж не знал, что в Висварде такие девицы водятся. Солдатик с нее плащ содрал, да из платья кусок вот этот вырвал…

В руке воина появился грязный-прегрязный лоскут грубой, выцветшей от времени материи. Сердце белошвейки учащенно забилось в груди, прямо посередине куска тряпки шел шов, шов, который она прекрасно знала, ведь он совсем недавно был сделан ее собственной рукой.

– Ну и зачем ты мне это хламье под нос тычешь?! – начал заново терять спокойствие граф. – И что ты мне с ним прикажешь делать?!

– Ваше Сиятельство, – робко вмешалась в разговор мужчин белошвейка. – Этот лоскут из моего платья, ну, из того самого, что у меня Виколь забрала…

На долгие секунды вокруг воцарилось молчание. Граф ни за что бы не поверил простушке, если бы не провел с ней некоторое время и не убедился в ее врожденной неспособности лгать. К тому же зачем Танве было его обманывать?

– Ты уверена? – наконец произнес граф, забирая рваный лоскут у слуги.

– А как я могу не узнать мое платье… мое единственное платье? – прошептала потупившая взор белошвейка, скрывая от мужчин выступившие слезы.

Девушке вдруг стало жалко себя. Она носила единственный наряд в течение шести последних лет, причем достался он ей уже далеко не новым. Разве не достоин сострадания человек, проходивший всю жизнь в обносках?