– Эк, ее, красавицу, кочеврыжит! – злорадно усмехнулся Тибар, а затем резко высунулся из окна кареты и отдал приказ едущим на закорках охранникам: – Живо ее ко мне!

Карету слегка тряхнуло, это слуги графа спрыгнули на мостовую, а уже через миг оказались возле изможденной солнцем вампирши. «Все в мире взаимосвязано, – вдруг осознала белошвейка, видя, как рослые и крепкие мужчины легко подхватили совершенно не сопротивлявшуюся женщину под руки и поволокли к карете. – Вампиры пьют человеческую кровь, а солнце высасывает из них силы, чтобы возвращать их всем живым существам… Все мы участвуем в этом круговороте, так почему же одних считают Злом, а других – поборниками Добра? К чему различать Свет и Тьму, если для бытности этого мира нужно, чтобы день вовремя сменялся ночью, а на смену солнцу на небо взбиралась луна?»

Танва была неграмотной девушкой, но очень смышленой. Возможно, рано или поздно ей бы самостоятельно удалось додуматься до закона «единства и борьбы противоположностей», а также убедиться, что лишь ограниченные, упертые в своем невежестве фанатики призывают к борьбе до победного конца, до полного искоренения или подавления противоборствующей им стороны. Однако на все нужно время, а как раз его-то у любознательной белошвейки и не было.

Дверца кареты открылась, и слуги впихнули внутрь экипажа беглянку, которая тут же, едва повалившись на пол, стала заползать под скамью. Она двигалась инстинктивно, неосознанно. Виколь, а в том, что это была именно она, Танва уже не сомневалась, поскольку узнала свое платье, – была не в том состоянии, чтобы соображать. Не только белошвейку, но хорошо разбиравшегося в нежити графа весьма удивило, что, несмотря на принятую «солнечную ванну», вампирша была еще в состоянии двигаться.

– Молодцы, ребята, быстро управились! – похвалил Тибар уже занявших прежнее место слуг, а затем приказал кучеру: – Трогай!.. К дому учетчика Кавустина!

Свист кнута – и лошади заметно ускорили бег. Некоторое время граф, презрительно ухмыляясь, смотрел на тщетные попытки вампирши скрыться от солнца под лавкой, но сострадание и здравый смысл все-таки взяли верх над злобой к существу, хоть и опосредованно, но все же сгубившему его родного брата. Сильно пнув ползавшую по днищу кареты и тихо постанывающую Виколь, Его Сиятельство немного задернул шторки. Вампирша была нужна Ортанам живой не только для того, чтобы вернуть Армантгул, но и чтобы узнать, каким образом кровососущая красавица умудрилась разозлить бесстрастных гаржей.

Стонущий вампир еще более жалкое зрелище, чем плачущий мужчина. Неизвестно почему, но большинство людей считает, что с того, кому многое дается, многое и спрашивается; что тот, кто наделен силой, не должен проявлять слабость, по крайней мере, в присутствии посторонних и безучастных к его душевным или телесным страданиям глаз. Танва не была исключением из этого правила, и вид ползающей под ее ногами вампирши не вызывал у девушки ничего, кроме чувства брезгливости и страха. Вампир он и есть вампир, если бы Виколь стало чуть-чуть получше, могла и укусить, а ведь ноги девушки были так близко от зубов хищницы.

В отличие от белошвейки Тибар абсолютно спокойно воспринимал раздражающую слух симфонию из «ахов» и «охов», а также за все время пути не более двух раз взглянул на корчившуюся злодейку. Граф не боялся быть укушенным и совершенно не проявлял к пленнице интереса, даже не удосужился сорвать намотанные на ее голову тряпки, чтобы убедиться, поймали его слуги Виколь или другую, случайно забредшую в Висвард вампиршу. Почему-то он был уверен, что в плен попала именно та, с кем он жаждал свести счеты за смерть младшего брата. Такое поведение показалось Танве странным и весьма опрометчивым, но она, естественно, попридержала свое мнение при себе. Вельможам не нравится, когда им указывают на их промахи или явно творимые глупости, тем более если вздумавший поучать нахал из низшего сословия носит юбку и ему всего двадцать лет.

Поездка прошла незаметно, через четверть часа после того, как охранники запихнули в карету вампиршу, экипаж остановился возле небольшого и невзрачного дома, в каком и подобало жить складскому учетчику, человеку не богатому, но и не бедному, эдакому городскому середнячку, не отличавшему шелка от парчи, но и не ведавшему нужды.

Граф первым покинул карету, выскочил из нее, едва лошади остановились, и, бросив на ходу слугам «Мерзавку вниз!», почти бегом направился к дубовой двери. Танва опешила, она по привычке не сразу сообразила, что этот приказ относился вовсе не к ней, а касался стонавшей под ногами вампирши. Любознательность все-таки взяла верх над страхами, и, перед тем как выйти, белошвейка попыталась снять намотанную на голову пленницы тряпку. Девушка хотела увидеть лицо, хотела убедиться, что они не ошиблись, но из ее попытки не вышло ничего путного – пропитавшаяся какой-то вязкой жижей материя намертво прилипла к лицу пленницы. Слабенький рывок привел лишь к тихому чмокающему звуку, как будто кто-то раздавил каблуком жабу, и новому приступу утихших было стонов.

– А ты сильнее, сильнее дерни, только потом сама кожу от тряпки отдирать будешь! – раздался за спиной девушки назидательный голос одного из охранников. – Ну-ка, девонька, пропусти, и шла бы ты в дом! Мы сами займемся кровососом!

Сказавший это был настоящим мужчиной, его слова не расходились с делом. Белошвейка вдруг ощутила, как сильные руки стиснули с обеих сторон талию, подняли ее вверх, вытащили из кареты и поставили на мостовую. При иных обстоятельствах девушка непременно бы закричала и стала дрыгать ногами, в надежде попасть каблуком башмака в то самое место, каким представители сильного пола почему-то кичатся. Однако сейчас Танва вела себя тихо и даже не думала о том, чтобы оказать мало-мальское сопротивление. Во-первых, охранник переставил ее аккуратно, его пальцы наверняка даже не оставили синяков на чувствительной женской коже, а во-вторых, белошвейка уже привыкла, что мужчины Дома Ортанов люди серьезные: без надобности на обнаженных девиц не глазеют и руки не распускают зазря.

Не став дожидаться, пока ее внесут в распахнутую дверь, Танва перешагнула порог странного дома; странного, поскольку изнутри он выглядел совсем иначе, чем снаружи. Хлипкая развалюха с гниющими стенами на самом деле была маленькой цитаделью, которой хозяин зачем-то придал довольно невзрачный вид. Еще в прихожей девушке показалось, что она попала не в обычное жилище, а в одну из башен городской крепости. Толстые стены из ровно и аккуратно положенного кирпича походили на несокрушимый горный монолит. Обилие холодного оружия на стенах и пищаль в коридоре, нацеленная точно на дверь, лучше всяких слов говорили, что обитатели маленького укрепления готовы ко всему, даже к штурму их убежища королевскими войсками или городской стражей.

Хозяин дома тоже мало походил на мирного учетчика, если он когда и посещал склад, то только какой-нибудь арсенал. Широкие плечи и испещренные узлами жил руки; густая борода, доходившая чуть ли не до пояса, и пристальный взор, каким мужчина ростом чуть пониже Вернарда соизволил осматривать незваную гостью, не смутили Танву. Рядом с ним стояли еще двое вооруженных мужчин.