в хорошем настроении. Мужчина направляется к бару в углу и наливает себе выпить. — Будешь?

Я качаю головой.

— Слишком рано для меня.

— Ничего подобного.

— Данте в душе, — говорю я, наблюдая, как он допивает свой напиток, а затем наливает еще. Он сменил рубашку с тех пор, как я видела его в последний раз. Меня в этом ничего не удивляет.

— Я слышу.

Уголки визитной карточки впиваются мне в грудь. Каким-то образом мне нужно выбраться из этого офиса так, чтобы мою одежду не разорвали в клочья, как обычно. Когда придет время, я позвоню Петрову. Мне нужно узнать больше об этой операции. Все в нем связано с душевным состоянием Данте.

— Ты тоже собираешься в Румынию? — спрашиваю я его, заполняя тишину.

Джозеп оборачивается. Я удивила его. Я вижу это по его лицу. Он не привык к тому, что его босс держит меня в курсе событий.

— Да, — наступает пауза. — Он сказал тебе, где был сегодня утром?

Сейчас он проверяет меня. Он хочет посмотреть, насколько мне позволено вторгаться во внутренний круг. Тем временем звук льющейся воды прекращается. Данте присоединится к нам с минуты на минуту.

— Я сказала ему принять душ, прежде чем он прикоснется ко мне, — тихо говорю я. — Я не хотела крови того человека на моей коже.

Не снова.

Что-то похожее на хмурый взгляд угрожает разрушить его обычную отстраненность. Что такое с этими преступниками и их неспособностью проявлять эмоции, как у нормальных людей?

— Итак, начинается, — слышу я его бормотание.

Данте широким шагом входит в комнату, натягивая чистую белую футболку. Мое сердце совершает сальто при виде капель воды, стекающих по его торсу. Мне нужно перестать падать из-за него в обморок, как влюбленному подростку. Наш роман — это что угодно, только не типичный роман. Что касается Данте, то он, похоже, нисколько не удивился, обнаружив Джозепа в своем кабинете.

— Я буду бурбон, — говорит он и замирает как вкопанный, увидев меня в своем кресле.

— У тебя появился новый претендент на твой трон, — сухо замечает Джозеп, протягивая ему стакан.

— Для нее путь открыт. До тех пор, пока я смогу склонять ее над ним каждую ночь.

— Данте! — выпаливаю я, сильно краснея. Джозеп ничего не говорит. Он даже не реагирует.

— Избавились от тела?

— Согласно инструкции.

— Хорошо. Виктор?

Виктор?

— Разозленный, возвращается в Россию.

— Еще лучше.

Данте садится напротив меня. Он наслаждается этой показной сменой власти. Это взывает к какой-то запутанной сексуальной фантазии внутри.

— Итак, мисс Миллер… Что у нас на повестке дня на сегодня?

— Убедить тебя взять меня в Бухарест, — говорю я, не моргнув глазом.

Его ухмылка исчезает, и он делает большой глоток своего бурбона.

— Этому не бывать.

— Мы можем разораться в этом вместе, Данте.

— Нет.

— Ты мне не доверяешь?

— Я уже отвечал на этот вопрос, и меня чертовски раздражает, когда ты спрашиваешь об этом снова.

Он ставит свой стакан на стол. У него портится настроение. Фантазия разыгрывается не так, как он надеялся. Для начала, моя одежда все еще на мне.

Я пробую другой такт.

— Позволь мне выяснить, что задумал детектив Питерс. Я бы с удовольствием стерла самодовольную улыбку с его лица.

Данте оглядывается через плечо на Джозепа, который стоит, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и выглядит напряженным.

— Покажи ей отснятый материал.

— Сейчас.

Джозеп подходит к одному из экранов телевизора и начинает набирать цифры на панели управления. В то же время Данте протягивает мне руку через свой стол. Этот проблеск удовлетворения вернулся вместе с чем-то еще, что не совсем приятно. Я опускаю взгляд на его руку, и мое сердце начинает бешено колотиться. Я больше не танцую с дьяволом, вместо этого я собираюсь заключить с ним сделку.

Я беру ее.

Убеждаюсь, что пожимаю крепко.

— Добро пожаловать в бизнес, мой ангел, — бормочет он, одаривая меня своей улыбкой, которая бывает раз в миллион лет. Той, которая высасывает весь воздух из комнаты и заставляет меня растворяться в желании. — Кричи, если хочешь ехать быстрее, но я должен предупредить тебя, что эта поездка не для слабонервных.

— Я всегда кричу для тебя, Данте, — мягко говорю я, позволяя нашему рукопожатию затянуться гораздо дольше, чем необходимо. — Независимо от того, быстро это или нет…

Глава 17

Данте

1999 год

Я не могу решить, какая часть тела мужчины, съежившегося на полу, не нравится мне больше всего. Дело в его волосах или в словах? Первые падают жалкими коричневыми комками вокруг его тощего лица. Следы от расчески явно выражаются в его жирных прядях. Чего он надеялся достичь этой грубой попыткой привести себя в порядок? Моей благодарности? Снисходительности?

Затем следуют его жалкие попытки оправдаться, почему он не выполнил работу, которую я ему приказал сделать. Я доверился ему, а он не справился. Семья Люсии задавала слишком много вопросов о ее исчезновении. Я послал этого человека, чтобы он заставил их замолчать. Вместо этого он вернулся, бормоча что-то о милосердии и каком-то ребенке, которого он нашел лежащим в кроватке, как гребаный Иисус.

— У нее ваши глаза, jefe. Я не мог убить ее, пока вы сами их не увидите. Я не буду нести ответственность за смерть… Сантьяго, — он шепчет последнее слово так, словно оно обладает какой-то мистической силой. У нашей семьи действительно есть власть, но легенду мы создали сами.

— Глупый выбор, Фелипе, — вздыхаю я, доставая пистолет. — Ты знаешь, что происходит, когда люди меня не слушаются.

Этот шутник — неряха. И, как я уже сказал матери ребенка, у меня нет дочери.

Я снимаю пистолет с предохранителя и направляю дуло ему в голову, целясь на добрых два сантиметра выше линии бровей, а не в центр, как обычно делаю. Это непростое решение, но я полон решимости уничтожить каждую прядь этих жирных волос, когда нажму на курок.

— Посмотри на меня.

— Сеньор…

— Я должен просить дважды?

Мы смотрим друг другу в глаза, победитель и побежденный. В этот момент из-за открытой двери в тихую комнату доносится тихий плач. Он такой слабый, что почти похож на блеяние ягненка. Шум раздается снова, и у меня не остается никаких сомнений.

— Ты чертов дурак! — в ярости я ударяю прикладом своего пистолета Филипе по голове сбоку, и он со стоном падает на землю. — Ты принес ребенка сюда?

— Я не мог оставить ее, jefe, — хнычет он. — Я убил всех остальных членов ее семьи, как вы и просили.

Он говорит это только для того, чтобы расположить к себе,