это даже немного успокаивало. Напоминало их вечные разборки с Дариэлем в те времена, когда мальчишки ещё жили при храме, а она сбегала к ним от родителей, чтобы устроить сражение на палках или пострелять из самодельного лука.

— Если так уверен в себе, то почему бы тебе не разобраться с этими недорыцарями?

— Ага, а потом? У нас нет никакого плана. Что ты прикажешь делать, когда мы проникнем в замок? Будешь взывать своего свихнувшегося дружка к остаткам совести и любви к человечеству?

— Поговорю с ним, он ведь мой лучший друг.

— Которого ты бросила, чтобы сбежать из своего села в поисках приключений. Не забыла? Да ты и слова сказать не успеешь.

— Он меня за это уже давно простил.

— Точно, Дариэль же у нас теперь образец всепрощения и великодушия. Ни капли обиды за твоё предательство в нём не осталось, можно быть полностью уверенным в том, что он тебе ничего такого не припомнит и не размажет тебя по стене тронного зала.

— И что же ты предлагаешь, гений?

— Я? Ничего особенного. Можем употребить неприличное количество алкоголя и сесть в ожидании смерти.

Видя, что мужчина, судя по всему, не собирается в данный момент ничего предпринимать, Дангер серьёзно задумалась. Должно ведь быть что-то, что могло его переубедить?

Однажды, далеко в детстве, они втроём попали в одну глупую историю. С чем конкретно она была связана и как так вышло уже, пожалуй, никто из них вспомнить и не сможет. Дангер лишь помнила, что она где-то в чём-то провинилась и очень боялась, что вспыльчивый отец её накажет. Тогда казалось, что мир явно рухнет в тот же день и выхода у неё не было.

Она тогда, рыдая в истерике, спрашивала у Арри, что же делать.

«Всё пропало! Мне конец! Ну скажи что-нибудь, не молчи, что мне делать?»

«Тихо. Я думаю.»

Слишком серьёзный для своих лет, мальчик сидел довольно долго, прежде чем снова открыть рот:

«Для начала представим, что это загадка, и у неё есть решение. Всегда есть решение. Если тебе кажется что-то невозможным, то это только потому, что ты владеешь недостаточным количеством информации, но твои мысли по поводу невозможности найти это решение только помешают тебе получить ответ. Так что давай начнём с того, что мы вообще знаем…»

— Виллем, — тихо прошипела она, — ты говорил, что не восприимчив к этой магии. Подарок старого друга, помнишь?

Он с какой-то невыразимой тоской невольно взял в ладонь и погладил большим пальцем старый медальон, который носил на шее с тех пор, как магическая сила, питавшая его, перешла к Дариэлю. «Сердце», ставшее пустым и бесполезным, за прошедший месяц сильно потускнело и состарилось.

Мрачный, словно туча перед грозой, Виллем ответил:

— Восприимчив, как и любой разумный вид. Я схитрил. Старый друг учил меня не подвергаться поверхностному вмешательству в сознание, блокировать мысли и эмоции, но при желании он мог этот блок легко снести. К тому же, Дариэль озлоблен на меня больше, чем на кого-либо ещё. Эти трюки не помогут.

— Понятно… — Разочарованно протянула Дангер.

«Вряд ли мы сможем, конечно, извлечь что-то полезное из того, что уже знаем, ведь если бы ответ лежал на поверхности, ты бы не пришла ко мне, да?»

— Предположим, — продолжила девушка, — что есть человек, способный справиться с этим… Вмешательством. В сознание. Как бы выглядел такой человек?

Виллем сначала просто хмыкнул и промолчал. Потом удивлённо посмотрел на Дангер, всё ещё ожидающую ответа.

— Ну, если в теории… Это должен быть кто-то, кто хорошо умеет контролировать всё, о чём думает. Возможно, обладать сильным интеллектом и нестандартным мышлением. Так мне говорил коллега. Говорил, что таких сложнее прочитать. Если честно, я не знаю. Но, главное, чтобы к нему Дариэль точно не испытывал никаких обид, только уважение или любовь…

Дангер вскочила на ноги, вдруг ослеплённая одной догадкой.

— Нет, я знаю, о ком ты подумала, — осадил её Виллем, — но Аарона с нами нет.

Девушка снова уселась на корточки.

— Ничего не понимаю. Но ты ведь не можешь просто так взять и сдаться, после всего, через что прошёл? У тебя ведь была какая-то цель, которая заставляла тебя жить всё это время. Старик, подумай получше.

Виллем застыл, словно изваяние. А после нехотя сказал:

— Я знаю одного человека, который мог бы нам помочь, потому что уже сталкивался с чем-то подобным. Есть только одна проблема… Он меня ненавидит и, скорее всего, убьёт сразу же, едва увидев. Я убил его лучшего друга.

— Кто это?

— Король-феникс, Ричард.

Глава 20

— Запомни, — тихо сказал он тоном, полным такой безысходности, что любому постороннему, кто мог бы их услышать сейчас, захотелось бы выть от тоски, — я не буду тебя жалеть, как жалел Виллема во время наших уроков. Это будет бой, настоящий бой между двумя врагами, и ты должен победить меня во что бы то ни стало. Вспомни всё, чему я тебя учил. Пользуйся самыми грязными приёмами, на которые хватит твоей фантазии. Используй всю свою силу, и да помилуй тебя Создатель, если ты хоть на краткий миг вспомнишь о том, что мы с тобой друзья и ты не хочешь причинить мне вред.

Противник в начищенных до зеркального блеска доспехах смахнул с лица прядь золотых волос и кивнул.

— Ты готов?

Исая также утвердительно кивнул.

Поле боя было предварительно очищено от всего, что могло бы помешать. Люди также были отправлены как можно дальше от площадки. Сейчас пространство занимали только эти двое, уставшие, но решительные.

Колдун взмахом руки дополнительно создал вокруг тренировочной площадки защитный барьер, сотканный из красивейшего голубоватого свечения. Он слишком опасался того, что ситуация выйдет из-под контроля и пострадают невинные люди. Конечно, страшно было и за Ричарда. Но сражались они уже далеко не в первый раз, поэтому можно было не сомневаться, что правитель Кельитаса прекрасно понимал, на что идёт и кому будет противостоять.

После Исая вздохнул и закрыл глаза, позволяя Хаосу заполнить его сердце. Всколыхнулись старые обиды, чувство гнева привычно уже заполнило его существо. Кончики пальцев закололо словно от маленьких искр. Сейчас он позволит себе больше, чем когда-либо до этого. Необходимо было, чтобы хотя бы один человек умел противостоять его магии, если тот вдруг сойдёт с ума и полностью потеряет над собой контроль.

Поэтому сейчас он собирался сойти с ума и потерять этот контроль.

Им потребовалось непростительно много времени, чтобы выработать нечто, что с трудом, но можно было назвать стратегией борьбы. Однажды Виллем язвительно охарактеризовал