— Мы своего рода были рядом в поездке. Было приятно.

— Должен ли я спросить, как близко?

— Скорее всего, нет.

Я сижу в кресле-качалке рядом с ним. Мы замолкаем на некоторое время, ни один из нас не говорит. Свежий летний воздух теплый, даже когда солнце опускается за горизонт.

Луи смеется.

— Ты знаешь, моя мать высказала бы нам свое мнение прямо сейчас. Она назвала бы нас ленивыми, тогда она дала бы нам работу по дому и не была бы удовлетворена, до тех пор, пока от работы не вспотели наши задницы.

— Я любила ее, — говорю я ему.

Я пытаюсь не думать о ее потере слишком много, или я сломаюсь и буду плакать. Миссис Рейнолдс была сильной леди и не захотела бы, чтобы я плакала из-за нее.

— Даже когда она заставила меня работать, я ценила ее. Она была первым человеком после того, как я вернулась домой из больницы, которая не думала, будто я была нетрудоспособной.

— Она любила тебя тоже. И я полагаю, что ей понравился Калеб, — говорит он, показывая на вышку на крыше дома, он знает, что Калеб построил ее сам. Ему поручили работать здесь, чтобы закончить его обязательства по общественной работе.

— Моя мама всегда говорила, что я не должен копить обиды. Говорила, что они разрушают нашу жизнь.

— Я хочу, чтобы моя мама чувствовала то же самое.

— Хочешь, я поговорю с ней об этом? — спрашивает он. — Может быть, я могу сгладить некоторые моменты.

Я смотрю на парня, который был не только начальником моей мамы и владельцем кафе «тетя Мэй», но и единственным человеком, который заставил мою маму улыбаться снова.

— Это было бы здорово.

— Твоя мама милая женщина. Она просто защищает тебя.

— Я знаю.

Я убираю невидимую пушинку, потому что я смотрю вниз на свои джинсы. Я раньше ненавидела того Луи, который встречался с моей мамой. Но теперь я не могу не быть благодарной тому, что он есть в ее жизни. И моей.

— Я не знаю, говорила ли я когда-либо Вам, но моя мама стала другим человеком, после того как начала встречаться с Вами. Она нуждается в Вас.

Это заставляет его улыбнуться. Он откашливается и говорит:

— Я хотел спросить тебя кое о чем, но никак не мог собраться с силами, прежде чем ты уехала в программу Перезагрузки и теперь, когда ты здесь…

Он откашливается снова.

— Я хотел бы попросить, чтобы твоя мама вышла замуж за меня. Как ты к этому относишься, Мэгги?

Глава 25

Калеб

Я иду в сторону моего дома, самого большого на всей улице. Соседский дом Мэгги, практически не сравним с нашим.

Я иду по кирпичному тротуару, который папа и выложили три года назад до входной двери. Мой дом выглядит хорошо знакомым, но… в некотором смысле совершенно чужим для меня. Я заметил, что с деревянной отделки слезает краска. Один из водостоков отвалился, и цветы не посажены на переднем дворе. Мама обычно сажала их каждое лето. Говорила, что так, наш дом больше похож на дом.

Она была права.

Я делаю глубокий вздох и сосредотачиваюсь на входной двери. Как вернуться домой после того, как убежал? Если я открою дверь и зайду, как ни в чем не бывало, они подумают, что я незваный гость. Незнакомец.

Будут ли они относиться ко мне так, как будто первый раз видят?

Я оглядываюсь на улицу позади, интересно, должен ли я отступить и забыть или войти в дом?

Я просто могу уйти той же дорогой и исчезнуть. Никто не узнает, и это будет проще, чем иметь дело с драмой, которая вот-вот начнется. Но исчезнуть — значит струсить.

Я не трус.

Больше нет, по крайней мере.

Я ставлю спортивную сумку на землю и звоню в дверь. Мой пульс бьется миллиард раз в секунду, как будто я только что пробежал марафон. Различные сценарии того, какой будет реакция моих родителей и сестры вертятся в моей голове.

Я слышу шаги. Это моя мама, папа или Лия? Я не смог подумать об этом, потому что дверь открывается и передо мной стоит моя сестра.

Моя сестра-близнец.

Я сел в тюрьму. А у нее все еще крашенные, черные волосы, со светло-коричневыми корнями, но ее одежда больше не такая жуткая, как тогда, когда я ушел. Вместо цепей, свисающих на ее джинсы, она носит обычные джинсы. Ее рубашка черная под цвет волос.

В последний раз, когда я ее видел, она выглядела как смерть. Ее волосы были черными, ногти черными, и настроение соответствовало ее одежде. Это испугало меня сначала, но потом я разозлился. Я сел в тюрьму, чтобы она жила простой жизнью дома. Как она посмела стать отшельником, изменить свой внешний вид и жить, как мертвая? Она не имела права…

По крайней мере, ее ногти не черные, нет черной подводки для глаз и черной губной помады. Это большое улучшение.

Мое горло пересохло, в то время, как с ее глаз начали капать слезы.

— Калеб, — пищит она, — ты вернулся.

— Ненадолго, — удосужился сказать я.

Когда я вернулся из тюрьмы, Лия сама кинулась в мои объятия и крепко обняла меня. Но не в этот раз. Она, безусловно, держится на расстоянии. Неужели она думает, что я призрак или внезапно исчезну, если она подойдет слишком близко?

— Мэгги сказала, что уговорит тебя вернуться домой, но я не поверила ей.

Ее руки прижаты к бокам.

— Я не могу поверить, что ты здесь.

— Ну, поверь.

Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть есть ли кто еще дома.

— Да, так я могу войти?

Она открывает дверь и отступает назад.

— Да, — медленно говорит она. — Хмм… Папы нет дома.

— Где он? — спрашиваю я, заходя в коридор.

Лия начинает нервно кусать ногти.

— Он пошел навестить маму.

— Навестить маму? Она в больнице сейчас?

Ох, черт. Может быть, все хуже, чем я думал.

— Она уже была там какое-то время. Это не первый раз.

Я испустил глубокий, медленный выдох. Ладно. Я могу с этим справиться.

— Я должен знать что-нибудь еще?

— Что, например?

— Я не знаю, Лия. Я на взводе и хочу получить ответы. Она даст их мне?

— Нормально ли папа справлялся с той фиговой ситуацией? Что ты делала в те дни? — Черт, я сказал это? Я не хочу разговаривать с ней об этом еще даже пять минут, — Забудь то, что я спросил последним.

Лия открывает рот, чтобы сказать