denken» самый позорный немецкоязычный новостной журнал новой англии в результате взрыва на фабрике яичного крема погиб филателист он переворачивает страницу в канаде найдена радиоактивная светящаяся в темноте сперма он переворачивает страницу современные готтентоты носят детей в пакетах для сэндвичей на застежках он переворачивает страницу уэйн ньютон называет утробу матери эдемским садом на одного жильца а морган фэйрчайлд называет салли стразерс лони андерсон

какого цвета у вас моцарелла? cпросил я официантку розовая – такая же как верхняя часть дозатора дезодоранта mennen lady, знаете такой цвет? нет, мэм сказал я это тот же цвет что и у одноразовых лезвий для станков для женщин… знаете такой цвет? неа ну, розовая как пепто-бисмол, знаете такой цвет? ой да, сказал я, ладно а у вас есть спагетти?

Хотите стеба над телевидением?

Мюриель взяла телепрограмму, пролистала до вторника 8 утра и прочитала вслух:.. Тут передача под названием «Куча лобковых волос и болтающихся вялых пенисов, пока потные голые пухлые мужчины выбегают из сауны с криком Змея! Змея!»… В ролях Брайан Кит, Бадди Эбсен, Нипси Рассел и Лесли Энн Уоррен

Любите насмешливые самоотсылки? Вся последняя глава романа – пародия на его собственную страницу «Об авторе». Или, может, вы тащитесь от модной безличностности?

Бабушка скрутила журнал и треснула Базза по голове… маска Базза отклеилась. Под ней не было кожи. Там были два белых глазных яблока на нитках, торчащих из склизкой кроваво-красной мускулатуры.

Я не могу понять человек она или гинеморфный андроид пятого поколения и мне все равно

Пародийные медитации на тему безграничного потока телевизионной монокультуры?

Я взбалтываю рукой питчер с мартини Tanqueray и ногой задвигаю в духовку противень с замороженным моллюском ореганата. Господи, эти мефедриновые суппозитории от Йоги Виталдаса прям хороши! Я глажу пару теннисных шортов и одновременно надиктовываю хайку на магнитофон, и затем… перед тем как сложить оригами богомола, три минуты отрабатываю удары на спидбэге, и затем, пока готовлю курицу в вине, читаю статью в журнале «Хай фиделити».

Разрушение границ и целостности человеческого эго?

Там была женщина со сморщенным, съежившимся лицом восьмидесяти-девяностолетней. И у этой усохшей карги, очевидной пенсионерки, было тело олимпийского мужчины-пловца. Длинные сухие жилистые руки, мощный V-образный торс, без единого грамма жира…

для установки сменной головы поместите головной агрегат в гнездо шеи и вставьте направляющие штифты в крепежные отверстия… если после установки новой головы вы не видите противоречий в капиталистических способах производства, то либо вы неверно установили голову, то либо голова повреждена

На самом деле одна из объединяющих навязчивых идей романа «Мой кузен, мой гастроэнтеролог» – это как раз сопоставление частей личностей, людей и машин, человеческих существ и отдельных объектов. В этом отношении проза Лейнера – красноречивый ответ на предсказание Гилдера о том, что проблемы телевизионной культуры можно решить путем разбивки изображений на отдельные фрагменты, которые рекомбинируются по своему усмотрению. Мир Лейнера – это гилдеровская антиутопия. В книге у персонажей в восприятии образов и волн данных сохраняются пассивность и шизоидное разложение. Способность их комбинировать лишь добавляет дополнительный слой дезориентации: когда любой опыт можно деконструировать и перенастроить, вариантов становится слишком много. А в отсутствие любых заслуживающих доверия и некоммерческих жизненных ориентиров свобода выбора «освобождает» не лучше, чем кислотный бэд-трип: один квант лучше другого, а единственный стандарт качества конкретного конструкта – его странность, несообразность, его способность выделяться из толпы других образных конструкций и поражать Аудиторию.

Роман Лейнера в своем амфетаминовом стремлении поразить читателя обозначает дальний мрачный рубеж Имидж-Фикшена: литература перенимает не только иконы, приемы и феномены телевидения, но и саму его цель. В конечном счете главная задача «Моего кузена, моего гастроэнтеролога» – поразить, чтобы читатель был доволен и продолжал читать. Книга добивается этого тем, что (1) льстит читателю, аппелируя к его эрудированной постмодернистской мировой скорби, и (2) постоянно напоминает читателю, что автор умен и весел. Сама по себе книга очень веселая, но веселая не в том смысле, в каком бывают веселыми веселые истории. Речь не о веселых ситуациях; речь о веселых штуках, которые здесь самоосознанно воображаются и подчеркиваются, в стиле стандартных реплик комика «Вы когда-нибудь замечали?..» или «Вы когда-нибудь задумывались, что будет, если?..»

Собственно, высокий имаджистский стиль Лейнера чаще всего напоминает именно лапидарную стендап-комедию:

Внезапно у Боба возникли проблемы с речью. Он страдал от какой-то формы спонтанной афазии. Но афазия была неполной. Он мог говорить, но только в телеграфном стаккато. Вот как он описал поездку на Среднем Западе по шоссе-80: «Кукуруза кукуруза кукуруза кукуруза „Стакис“»[140]. Кукуруза кукуруза кукуруза кукуруза «Стакис».

там у шоссе есть бар где обслуживают почти исключительно представителей власти и единственный напиток там это пиво «лайт» а единственная позиция в меню это серф-энд-терф и там всегда полно копов и солдат и тренеров и зеленых беретов и сборщиков дорожных пошлин и охотинспекторов и пограничников и арбитров

Литературный ответ Лейнера телевидению – это не роман, а скорее остроумная, эрудированная и высококачественная телевизионная проза. Развитие персонажей подменяется скоростью и яркостью. Люди мелькают и исчезают; какое-то событие кричаще заявляет о себе, сворачивается и больше никогда не упоминается. Здесь есть дерзкий, непочтительный отказ от «устаревших» концепций вроде единого сюжета или постоянных персонажей. Вместо них нам предлагают серию ослепительно изобретательных пародийных виньеток, спроектированных так, чтобы уместиться в 45 секунд близкого к дзену промежутка внимания, к которому нас приучило ТВ. В отсутствие сюжета виньетки объединяет настроение – гротеск, стазис от перевозбуждения, вызванный слишком большим выбором и полным отсутствием руководства, и непочтительная дерзость по отношению к телевизионной реальности. И здесь есть – в стиле фильмов, музыкальных клипов, снов и телевизионных программ – повторяющиеся «ключевые образы», – отсюда экзотические наркотики, экзотические технологии, экзотическая еда, экзотические болезни кишечника. А то, что «Мой кузен, мой гастроэнтеролог» более всего озабочен пищеварением и испражнением, не случайность. Его издевательский вызов читателю – точно такой же, что и у телевизионного потока реальностей и вариантов: ПОГЛОТИ МЕНЯ – ДОКАЖИ, ЧТО ТЫ НАСТОЯЩИЙ ПОТРЕБИТЕЛЬ.

Работа Лейнера – пока что лучший текст в области Имидж-Фикшена – одновременно потрясающая и незапоминающаяся, чудесная и до странного пустотелая. Я так подробно говорю о ней в заключение потому, что из-за своего мастерского поглощения тех самых приемов, которые телевидение само еще раньше поглотило из постмодернистского искусства, книга Лейнера кажется окончательным союзом американского телевидения и