Доктор Робертс начал меня осматривать, и этот осмотр нельзя было назвать никак иначе, как ласковым. Он брал меня за руки и предлагал мне сжать их. По очереди щекотал мне руки, спрашивая, чувствую ли я это. Мы корчили друг другу забавные рожицы, и он смотрел, как я хожу по комнате. Когда доктор Робертс выключил свет и наклонился надо мной, чтобы проверить мои глаза, я почувствовала запах его геля после бритья. Этот запах напомнил мне об апельсине, который я, будучи скаутом, вместе с сушеной гвоздикой повесила у себя в шкафчике, чтобы моя одежда хорошо пахла. Этот тридцатиминутный осмотр оказался более чувственным и наполненным эмоциями, чем несколько романов, которые я прочла в двадцатилетнем возрасте.

Закончив меня осматривать, доктор Робертс скрестил руки на груди. Выражение его лица стало суровым.

– Я хочу убедиться, что все правильно понял. Вы пришли к доктору Джонс из-за внезапных приступов сильной тревоги, начавшихся после перенесенной вами травмы головы.

– Верно.

– И в процессе работы с вами она наблюдала нечто, что сочла частичным припадком.

– Честно говоря, я не знаю, что она увидела. Полагаю, я начала что-то твердить. Я подумала, что у меня просто началась паника.

– Но вы не обратились в неотложку?

– Нет.

– Вам следовало это сделать.

– Кэми Джей тоже так сказала.

– Кэми Джей?

– Доктор Джонс. Она хотела меня туда отвезти. Но я просто запаниковала и сбежала. Я хотела забрать своего сына. Она погналась за мной, но я просто хотела уехать.

– Интересно. Это указывает не только на тревогу, но и на импульсивное поведение.

– Поймите, я даже не думала, что у меня был припадок. Честно говоря, до сих пор не думаю. Мне это показалось, ну, знаете, секундным головокружением, которое у меня случается, когда я сильно нервничаю.

– Вы не теряли сознания даже на секунду?

– Нет.

– Значит, это не комплексный припадок. Вы не ощущали необычных запахов в момент, когда это произошло?

– Каких запахов?

– Химических. Или запаха гари. Возможно, вы почувствовали запах духов или цветов?

Я хотела сказать ему о запахе нечистот и крови, но вместо этого ответила:

– Нет.

– А были ли у вас в тот момент какие-то глубокие чувства? Эйфория? Гнев?

– Паника. Только паника, страх и желание сбежать.

– Ясно.

Долгое время доктор Робертс задумчиво на меня смотрел.

– Полагаю, это мог быть абсанс, – наконец произнес он.

– Простите, не поняла?

– Абсанс, что-то вроде малого эпилептического приступа. Но это чаще бывает у детей. – Его лоб прочертили морщины. – Существует несколько десятков различных типов абсанса. Я, разумеется, запрошу развернутый анализ крови. Идет? Будем работать по методу исключения. И мы можем провести исследование вашего мозга. Вы не против?

– Сейчас?

– Нет, нет. Боюсь, на эти процедуры у нас образовалась большая очередь. Но есть несколько хороших вариантов, Мадлен. Существуют разные способы исследования отклонений, если можно так выразиться, в мозге. Я бы предложил вам записаться на МРТ. Это расскажет мне о строении вашего мозга. Кроме того, я бы записал вас на ЭЭГ, результаты которой сказали бы мне, как ваш мозг работает, основываясь на данных его электрической активности. Вероятно, вариант с МРТ будет лучше, поскольку речь идет о последствиях травмы. Однако я должен вас предупредить, что зачастую даже оба этих исследования не дают определенного ответа.

– А я могу подумать? Мой муж – частный подрядчик, а я сама сейчас не работаю. На данный момент я сижу дома с маленьким сыном, так что у нас серьезный страховой вычет. Мне, вероятно, придется полностью оплатить стоимость любой процедуры, и не имея гарантий…

– Я прекрасно вас понимаю, Мадлен. – Он вновь протянул мне свою тонкую ладонь для рукопожатия. – Пока вы не ушли…

– Да?

– Меня всегда интересовало, как повреждение тех или иных участков мозга влияет на поведение. – Доктор Робертс мягко коснулся моей щеки рядом со шрамом, с любопытством покосившись на меня. – Не удивлюсь, если у вас была травмирована лобная доля.

– Это очень плохо?

– Не всегда. Но не исключено. Особенно если травма повторная – но, к счастью, это не ваш случай. Изредка после черепно-мозговой травмы у людей появляются новые способности. Один человек в Нью-Джерси ударился головой, ныряя в бассейн, а когда вышел из комы, то понял, что может играть на фортепьяно.

– Ух ты! – громко сказала я, впечатленная услышанным.

Моя реакция привела доктора Робертса в такой восторг, что он хлопнул в ладоши.

– Это правда, – произнес он. – Но такие случаи – исключение, а не правило. Чаще результатом черепно-мозговых травм становятся более обыденные вещи, вроде заболеваний или иных проблем. Агрессия, негатив, раздражительность. Или, как у вас, тревожность.

– Интересно.

– Это очень интересно, Мадлен. То, как нарушение контроля импульсов в лобной доле может влиять на поведение человека в самых различных аспектах его жизнедеятельности. Азартные игры. Беспорядочные сексуальные связи. Наркомания. Насилие. Меня это всегда очень увлекало.

Развернувшись, он потянулся к дверной ручке, однако затем остановился.

– Вы ощущаете… свободу от ограничений? Словно после падения все стало по-другому?

– Не думаю.

– А что насчет вашего отказа поехать в неотложку, даже несмотря на то, что доктор Джонс на этом настаивала? Подобное поведение ведь для вас не является обычным?

– На самом деле нет. После того несчастного случая в Колорадо я бы предпочла никогда больше не приближаться к неотложкам.

– Значит, вы уверены, что ваша импульсивность находится на обычном уровне?

– Не уверена, что моя импульсивность хоть когда-то была на обычном уровне.

Сочтя мой ответ очень остроумным, доктор Робертс белозубо улыбнулся.

– Когда примете решение насчет исследований, просто позвоните Бетти, – произнес он, открывая дверь. – Всего вам наилучшего, Мадлен.

– Благодарю вас, доктор Робертс.

* * *

Я доехала до «Плазы» и теперь сижу за кованым железным столиком с бокалом шардоне в кафе «Классическая чашка», расположенном на заднем дворике. Маленький дворик со всех сторон был увешан корзинами с петуниями лавандового цвета. В прикрывавших бо`льшую часть моего лица огромных солнцезащитных очках, со спадавшими на щеки волосами и в красивой белой шляпе от солнца я чувствовала себя безликой и довольной. Я решила, что все-таки пройдусь по магазинам.

Моя бабушка часто называла «Плазу», которую считала почти своим вторым домом, «городом фонтанов». Двигаясь по Сорок седьмой улице в направлении французских бутиков, я миновала несколько из этих фонтанов. Я остановилась у здания, расположенного на углу Бродвея, в нише которого была установлена бронзовая скульптура под названием «Тихая беседа», изображающая стоящую на коленях мать с сыном на руках. Они глядели друг другу в глаза. Я подумала о докторе Робертсе. Возможно, мне следовало рассказать ему о произошедшем вчера.