Судя по всему, Генеральше удалось одержать верх над громилами, которые пытались пустить ко дну ее прибыльный бизнес. Как бы там ни было, она по-прежнему снабжала черный рынок продуктами, которые выдавались только по карточкам. И днем, и ночью в мою бывшую квартиру приходили какие-то люди, шелестели пластиковыми пакетами с продуктовыми наборами и таскали огромные ящики с туалетной бумагой. У Генеральши и ее банды было все – любые товары, которые давно отсутствовали в продаже и которые нельзя было получить даже по карточкам и талонам. Я не сомневалась, что они продавали их по куда более высоким ценам, чем те, что были официально установлены для так называемых «народных рынков», организованных Революцией в попытке хоть как-то замаскировать отсутствие в продаже товаров первой необходимости. Сами они, впрочем, вряд ли торговали краденым с лотков, скорее сбывали свой товар оптом мелким рыночным «жучкам».

Теперь я поняла, чем так приглянулся Генеральше наш дом. Он находился неподалеку от одного из «народных рынков» и, таким образом, мог конкурировать с окрестными частными магазинами, в которых, впрочем, уже давно не было почти никаких товаров. Кроме того, Сыны Революции считали владельцев этих магазинов «спекулянтами», на чем Генеральша довольно умело играла: для городского «среднего класса», почти не получавшего государственных подачек, она была чем-то вроде ангела-спасителя, который помогал людям не умереть от голода. То, что она как раз и занимается той самой «спекуляцией», которую вожди Революции считали пережитком капитализма, саму Генеральшу нисколько не волновало. Для нее главным было набить собственный карман.

К счастью, Генеральша и ее банда ночевали в моей прежней квартире крайне редко, используя ее только для хранения и сортировки краденого товара. Благодаря тому, что по ночам в квартире никого не было, я могла более или менее спокойно заниматься своими делами. После десяти вечера, когда шум за стенкой стихал, я принимала душ и готовила себе на кухне что-нибудь поесть. Ночью я не боялась передвинуть с место на место стул и даже ходила по квартире не крадучись, однако включать свет я по-прежнему опасалась.

Соседи еще пытались бороться. Глория из квартиры на чердаке была первой, кто попытался дать им организованный отпор. Она обходила квартиру за квартирой, пытаясь организовать соседей на борьбу с незаконным вторжением. Дважды она звонила в мою – то есть в Аврорину – дверь, но я не открыла. Притаившись в темноте, я старалась не шевелиться и не производить ни малейшего шума, способного выдать мое присутствие. Однажды, прильнув ухом к входной двери, я слышала, как Глория расспрашивала соседей об Авроре и обо мне, но никто так и не смог сообщить ей ничего определенного. Возможно, соседи ничего о нас не знали, а может, просто не хотели знать.

Запертая в четырех стенах, я посвятила все свое время изучению биографии женщины, которой мне предстояло стать. Первым делом я проштудировала письма Хулии и пересмотрела фотографии в шкатулках. Затем я зарядила мобильный телефон Авроры и обнаружила на нем три голосовых сообщения. Все они были от Марии Хосе, которая к тому же прислала Авроре несколько электронных писем. Я поспешила на них ответить, объяснив причины своего молчания отключением электроэнергии, беспорядками, неустойчивой работой интернета.

Отвечать я старалась в стиле Авроры Перальты, используя слова и обороты, которые, как мне казалось, она могла бы употребить. Ответ пришел очень быстро.

«Когда ты приедешь?».

«Как только будет готов мой паспорт».

На мой взгляд, это было достаточным ответом, к тому же он был вполне в стиле Авроры, писавшей скупым, канцелярским языком.

Компьютер у нее был старым, но функция автозаполнения работала исправно, так что мне не пришлось ломать голову, подбирая пароли. Вскоре в моем распоряжении оказалась вся ее личная информация, и я сосредоточилась на банковских счетах и электронной почте. В первую очередь я удостоверилась, что код доступа к счету, на котором лежала сумма в евро, все еще действителен. Он состоял из четырех цифр, которые банк прислал Авроре в отдельном письме. Я обнаружила его там же, где хранилась вся остальная информация – пароли к почтовому ящику, адреса электронной почты и прочее. Код работал. Зарядив телефон Авроры, я обнаружила в его памяти эсэмэску из банка, в которой был код безопасности. Использовав оба кода, я сумела перевести несколько небольших сумм на кредитную карточку Авроры, которая оказалась привязана к счету, совладельцем которого до сих пор числилась ее мать Хулия. Меня это более чем устраивало – пытаться восстановить пароль к банковскому счету я бы, наверное, не рискнула: обмануть службу безопасности банка с помощью поддельного паспорта было намного труднее, чем испанское консульство.

Окрыленная успехом, я приступила к выполнению второй, более сложной задачи. Мне необходимо было реконструировать отношения, которые связывали Аврору с ее испанскими родственниками. В этом мне должны были помочь электронные письма от кузины Авроры – Марии Хосе Родригес Перальты, которые я обнаружила в почтовом ящике.

Общая картина сложилась у меня, однако, далеко не сразу. Когда люди хорошо знают друг друга, им бывает достаточно легкого намека, но человеку со стороны бывает очень трудно разобраться, что к чему. Мария Хосе была дочерью Пакиты – женщины, которую я видела на фотографиях, сделанных в семидесятых. Вернувшись к этим снимкам, я стала тщательно изучать их в хронологическом порядке, но мне это почти ничего не дало. Сейчас Паките Перальте был уже восемьдесят один год, и – если верить тому, что писала Мария, – именно она настаивала на том, чтобы Аврора уехала из Венесуэлы как можно скорее. Это, кстати, было вовсе не исключено – в конце концов, таким образом она могла пытаться хоть как-то отблагодарить свойственницу, с которой ее связывали такие долгие и близкие отношения.

Потом я погрузилась в письма, которые Хулия Перальта писала Паките. Много лет назад именно Пакита убедила ее отправиться за океан после смерти Фабиана. В первые восемь лет они писали друг другу минимум раз в неделю. Потом письма стали реже, хотя Хулия не забывала каждый месяц отсылать своим родственникам небольшой подарок и пять тысяч боливаров (или шестьдесят восемь тысяч песет). Пакита в свою очередь интересовалась делами «маленькой Авроры» и приглашала обеих приехать в Испанию на летние каникулы. «Я знаю, что ты много работаешь, но ты могла бы отправить к нам Аврору. Мы по вам очень скучаем, к тому же было бы просто замечательно, если бы Мария Хосе и Аврора подружились – ведь они почти одного возраста».

Но, насколько я могла судить, Хулия и Аврора съездили в Испанию только один раз. Это произошло в восемьдесят третьем году, когда воспоминания о покинутой родине еще были свежи в памяти обеих. С каждым годом Хулия Перальта все больше привыкала к новой стране. Сначала она работала поваром, потом открыла собственное, хотя и очень небольшое кафе, которое называлось «Каса Перальта». Насколько я поняла, это было весьма необычное место – что-то вроде иммигрантского бара. В дневное время оно превращалось в столовую, а в какие-то периоды действовало и как обычное кафе. К каждому бокалу вина – и даже к каждой порции содовой – в «Каса Перальта» подавали небольшой бутербродик на слегка поджаренном хлебе. Блюда были вкусными и разнообразными: осьминоги в остром соусе, яичница со шкварками, отварной рис и хрустящие паэльи, которые утоляли голод и рассеивали печаль. Несколько позже Хулия добавила в меню венесуэльские блюда: пирожки-эмпанадас с мясной или сырной начинкой и лепешки-арепас из кукурузной муки, которые она начала продавать, когда наняла помощника по кухне. Эти добавки привлекали в ее кафе многочисленных служащих ближайших государственных учреждений и министерств, которые по рабочим дням ходили в «Каса Перальта» завтракать и обедать.