но тот, будто дикий зверь, оскалил зубы и зарычал, заставив их от неожиданности впасть в ступор. Всего на пару секунд, но даже этого хватило, чтобы странный человек в изодранной окровавленной телогрейке успел улизнуть.

— Эмаль на его зубах была синяя, — проникновенно говорила пожилая смотрительница музея. — Не знаю, для чего он так сделал и чем… Но хлопцы наши все как один это видели. В общем, вернулись бойцы, доложили все как есть. А утром командир наш, Пал Степаныч, приказал поляну эту вновь проверить. И, вы представляете, Валера — у всех лежавших там мертвых фашистов оказались разбитые головы без мозгов…

— Какой ужас… — пробормотал Камышев абсолютно искренне.

— Не то слово! — с жаром подхватила Елизавета Трофимовна. — Это я вам точно могу сказать, потому что меня Пал Степаныч позвал как медсестру. Помню, страшно мне было, противно, но пришлось… Осмотрела я их — человек десять их было, и у всех мозги из разбитых черепов словно ложкой выскребли.

— Как думаете, кто это все-таки сделал и зачем? — Валерия мысленно передернуло, когда он представил такую картину.

Ситуация вновь заиграла новыми красками — если рассказы девочки с рынка и маленького Валико еще можно было принять за детские фантазии, а откровения Лапина за попытку угнаться за сенсацией, то в словах интеллигентной музейной смотрительницы, прошедшей войну, Камышев не сомневался. Конечно, она вполне могла приукрасить историю, добавив популярную в этом городе легенду. Но на фантазерку Елизавета Трофимовна точно не была похожа, тем более, опять же, в разговоре о Великой Отечественной… А это значит, что образ человека с синими зубами возник еще в то время. Впрочем, те же черничники тут тоже были и в начале этого века, и даже в прошлом. А зимой это запросто могло быть варенье, с такой же легкостью красящее зубы, как и свежие ягоды.

— Был в нашей роте старик Феофан, — вновь заговорила смотрительница музея, отвечая на вопрос Камышева. — Очень набожный, а еще суеверный. Говорил, будто синие зубы только у вурдалаков бывают. А мне кажется, это были люди. Зачем только они фашистам головы разбивали и мозги вынимали, не знаю. Может, мстили. Каратели одну из соседних деревень сожгли вместе с жителями. Так что не удивлюсь, если это кто-то оттуда был, у кого рассудок помутился из-за фашистских зверств. Я и сама, Валера, чего только не насмотрелась на фронте… Особенно в освобожденных деревнях.

На глазах старушки заблестели слезы, она достала из кармана клетчатый платок, а Камышев деликатно отвернулся, словно бы тоже задумался от тех трагических временах. Впрочем, отчасти так оно и было — оба деда Валерия воевали на Калининском фронте, вернулись домой в орденах. Только Петр Арсеньевич Камышев, дед по отцовской линии, потерял в сражениях ногу. О войне он рассказывать не любил, и из-за этого старался не видеться с внуками — что сам Валерий, что его сестра с детской бесцеремонностью расспрашивали деда о том, куда делась его нога и скольких фашистов он уничтожил лично. Зато другой дед, Николай Иванович, сохранил позитивный настрой до самой своей смерти.

— А чего горевать-то? — говорил он, сверкая золотыми зубами, когда приходил к ним в гости. — Если бы каждый убивался, мы бы страну заново не отстроили. Ты это, Серёга, бате своему скажи. С войны мы с ним оба вернулись, детей вырастили, теперь внуков нянчим, так что пусть носа не вешает.

В такие моменты дед Николай строго смотрел на отца Валерия, майора милиции Сергея Камышева, и тот, нахмурив густые брови, согласно кивал. А потом ездил к деду Петру — вытаскивать его из хандры.

Но сейчас калининский следователь, вспоминая своих пожилых родственников, был гораздо больше сосредоточен на истории с синезубым. Слишком уж много упоминаний о них было… Конечно, версию о вурдалаках Валерий сразу отбросил, а вот вариант с местью его заинтересовал. Готовность убивать, общие ритуалы вроде того, чтобы мазать зубы черникой и притворяться пожирателями мертвых — все это могло говорить об одной очень нехорошей версии. Сектанты. Камышев уже как-то связывался с подобной братией в Калинине и знал, что, задурив себе голову темными историями, такие люди могут творить что угодно. И значит, чем быстрее они их возьмут, тем лучше. Их и того, кто использует суеверия местных жителей в своих корыстных интересах.

Поблагодарив смотрительницу за отличную экскурсию и не менее интересный рассказ, Валерий покинул музей. Как раз подошло время начала сеанса в видеосалоне, и оставшуюся часть дня Камышев провел за просмотром боевика, озвученного знакомым каждому ценителю зарубежных фильмов гнусавым голосом.

Глава 25. Летучка

Андроповск (бывший Любгород), 1988 год. 19 сентября, понедельник

Первый рабочий день после выходных начался сумбурно, но в то же время, к удовольствию Камышева, результативно. Во-первых, пришел ответ на его запрос о прибалтах в областной номенклатуре. А во-вторых, как ему доложил дежурящий сегодня Бредихин, один из деревенских участковых, похоже, нашел панночку, и это нужно было срочно проверить. Также в планах калининского следователя были визиты к цивилисту Сыромятнику и главврачу Андроповской ЦРБ Валькенштейну.

И что еще особенно порадовало Валерия — из командировки в район вернулись оперативники Спицын и Круглов. Оба сидели в кабинете Апшилавы и курили так, что все помещение заволокло сизым сигаретным дымом несмотря на распахнутое окно, в которое клоками пробивался еще не развеявшийся вчерашний туман. При виде Камышева опера вскочили со стульев, загасив окурки в тяжелой деревянной пепельнице, стоящей на подоконнике.

— Здорово, — Валерий обменялся рукопожатиями с Апшилавой, который тоже был на ногах с самого раннего утра, а потом повернулся к операм. — Привет, мужики.

— Знакомьтесь, — Эдик на правах хозяина кабинета занялся представлением сотрудников. — Младшие лейтенанты Василий Спицын и Павел Круглов. А это наш коллега из Калинина — старший лейтенант Валерий Камышев. Парень отличный, мы с ним уже сработались.

Обоим оперативникам на вид было не больше двадцати пяти, как и Апшилаве, но держались они уверенно — сразу видно, что не первый год на службе. Наверняка у каждого за плечами не меньше десятка успешных задержаний, а перед этим наверняка еще и пара лет в армии, судя по выправке. Спицын был кареглазым, темноволосым и коротко стриженым, ростом заметно ниже Камышева. А вот Круглов оказался полной его противоположностью — высоким голубоглазым крепышом с косой русой челкой. Ладони у обоих оказались мозолистыми и крепкими.

— Докладывайте, что у вас по району, — распорядился Эдик, когда все обменялись короткими фразами с рукопожатиями.

— Ни на одной из андроповских АЗС такую «Волгу» не видели, — развел руками Круглов. — Попадались похожие с