– А что там с кроликом? – спросил Гринчук.

– С кроликом? А, с кроликом… Через недельку, прекрасным летним вечером овчарка одной из соседок принесла с прогулки в дом того самого кролика. Только мертвого. Грязного и дохлого. Трехсотдолларового будущего производителя. Можете представить себе реакцию хозяйки собаки.

– Могу, – сказал Гринчук. – Как-то сосед соседа убил за пришибленную курицу.

– А тут – такой кролик! – продолжил Доктор. – Что делать? Дама оказалась умная и без особых комплексов. Взяла она покойного кролика, тщательно выстирала его в импортном шампуне, высушила и уложила шикарную его шерсть феном и, пробравшись осторожно на соседский двор, посадила покойника в угол его клетки. Ну, вроде бы, он сам умер. Во сне. Может быть, даже от инфаркта. Или острой сердечной недостаточности. Все нормально, но утром в дверь стук. Часов в семь утра. Входит та крольчатница – вся белая, как мел.

Соседка ей налила воды и спрашивает так, участливо, что, мол, случилось. А та и говорит, что позавчера импортный кролик, тот, за триста долларов, взял да и помер. Может, съел чего-нибудь. Или простудился. Погоревала хозяйка, но делать нечего. Она взяла и выбросила покойничка на мусорную кучу. А сегодня утром пришла кроликов кормить, а тот кролик сидит в клетке. Чистый, ухоженный и мертвый.

– Потом священника вызывали, крольчатница в какую-то секту подалась… – закончил свой рассказа Доктор.

– Про секту соврали? – спросил Гринчук.

– Только про секту, – признался Доктор.

– Ничего не расскажет, если не соврет, – сказала Ирина.

– Вымысел – это не ложь! – высокопарно заявил Доктор.

– Одно и то же, – сказала Ирина.

– Нет. Ложь – это корыстный умысел. А вымысел – это полет фантазии.

– С корыстным умыслом, – закончил Гринчук.

Зазвонил мобильный телефон Гринчука.

– Да, Нина, – ответил Гринчук. – Что? Сейчас буду.

Гринчук встал из-за стола:

– Поехали, Миша.

– Что случилось? – спросил тот, поднимаясь.

– По дороге расскажу, – сказал Гринчук и слегка поклонился Ирине. – Большое спасибо за угощение.

– Голову берегите, – посоветовал на прощание Доктор.

– Что случилось? – в лифте спросил Михаил.

– У Нины в клубе кто-то взорвал бомбу. Небольшую, но сортир разнесли вдребезги.

Туалет в «Кентавре» вдребезги, естественно, не разнесло. Не могла обычная ручная граната, брошенная в форточку, все разрушить. Но повредила она достаточно много. Во всяком случае, ни завтра, ни послезавтра клуб работать не мог. Сообщив об этом Гринчуку, Нина вроде даже как-то успокоилась и вернулась к себе в офис.

Гринчук с Михаилом осмотрели место взрыва и пришли к общему выводу, что рванула обычная РГД, и что следы, оставленные бомбистом в снегу во дворе возле окна, ничего особого дать не могут. И если они захотят найти злоумышленника, то искать придется среди тех, кому это выгодно.

С другой стороны, и в этом Гринчук с Михаилом также были солидарны, гранату могли бросить еще в конкретного человека, или просто, по-приколу. Или клубу отомстил тот, кто посчитал себя обиженным. Тот, например, кого из клуба выставили.

В принципе, можно было попытаться найти подонка. Нужно было понять – стоит ли искать.

Нина, например, считала, что искать бессмысленно, что и так все понятно.

– Это сделал Гиря, – с завидным упорством повторяла Нина. – Не сам, шестерке приказал.

Гринчук не спорил, хотя по этому поводу имел свое мнение, несколько отличное от мнения Нины. Но если владелица клуба свою версию озвучила очень категорично и точно, то версия Гринчука этими достоинствами не обладала. Зеленый не мог сказать, кто это сделал. Зеленый знал, кто этого точно не делал. И это, кстати, был тот же Гиря.

И спорить с Ниной Гринчук не стал.

Закончив осмотр, Гринчук закрылся с Ниной в кабинете и о чем-то с ней разговаривал почти полчаса.

Тяжелее всех переживали происшествие братья Кошкины.

В их головы просто не могло вместиться, как это кто-то мог нанести ущерб их месту жительства и работы. Как кто-то мог огорчить Нину. Как они сами могли допустить такое…

Браться Кошкины даже захотели принять меры. Братья Кошкины, переговорив между собой, направились было на выход, но натолкнулись здесь на Михаила.

Как и все ограниченные люди, Кошкины были людьми целеустремленными. И настойчивыми. И какой-нибудь пустяк, типа стены или бронированной двери их остановить не смог бы. Но Михаил, понимали братья Кошкины, это вам не дверь и не стена. Это Михаил.

Кошкины остановились перед ним и молчали, пытаясь придумать, как им обойти Михаила. Думать им Михаил не мешал.

– Что тут у вас? – спросил Гринчук, выйдя, наконец, из кабинета Нины.

– У нас братья собрались идти наказывать виновных, – спокойно объяснил Михаил.

– И кого вы собрались наказывать, братья-акробаты? – Гринчук обошел братьев по кругу. – Только честно.

– Это… – сказал Кошкин.

– Гирю, – добавил второй брат.

Гринчук покачал головой и посмотрел на Михаила:

– Что будем делать с мстителями? Я так полагаю, что закрывать их где-нибудь – бессмысленно – вырвутся. И с собой их таскать – тоже. Что будем делать?

– Зачем закрывать? Они давно не были в гостях у мамы Иры, – сказал Михаил. – Вот мы их сейчас и отвезем. Пусть погостят.

Решение было простым и изящным.

Ирина знала братьев давно, и ее они слушались беспрекословно. Похоже, они просто не могли себе представить, как можно ослушаться Ирину.

– Давай, – согласился Гринчук. – Забирай Кошкиных и отвози. А я…

В дверь клуба постучали. Громко и уверенно. Михаил отодвинул засов и отошел в сторону. На пороге появился прапорщик Бортнев.

– Мама родная, – протянул Гринчук ошарашено. – Я думал, что это у меня насыщенная личная жизнь, но вы, господин Бортнев…

Прапорщик выглядел если не живописно, то впечатляюще. Во всяком случае, внимание к себе привлекал.

Под правым глазом у него имела место ссадина. Нижняя губа была рассечена. В правой руке Браток держал комок снега, используя его вместо компресса. Снег был розовый. А рука, вернее костяшки пальцев, были разбиты в кровь.

Гринчук демонстративно принюхался.

– Я за рулем, – угрюмо сказал Браток и сел в кресло возле стены. – Не пью.

– Одобряю, – кивнул Гринчук. – И все же?

Даже Кошкины вопросительно уставились на Братка.

– Слышал, вы сегодня стреляли? – сказал Браток.