Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, передайте, пожалуйста. Что я его искала. Он знает… по какому делу.
Алферов невозмутимо кивает в ответ.
Я возвращаюсь в административный корпус. По дороге покупаю в кофейном автомате большой стакан капучино, открываю свой кабинет, сажусь за стол и бездумно пью кофе. Когда звонит телефон, остатки кофе проливаются на стол.
Это Вадим.
– Привет. Уже убежала? Извини, я тут слегка застрял.
– Я тебя жду.
В ответ пауза.
– Ладно. Тогда… где тебя подхватить?
– У твоей машины встретимся.
Как будто повторяется та ситуация, когда Вадим демонстративно ждал меня после нашего апдейта в субботу. Я стою у его машины. Сейчас мне плевать, если меня кто-то увидит рядом с его машиной.
Когда он подходит, я ничего не могу с собой поделать – вглядываюсь в его лицо. Если бы я не знала… Если бы не видела его спящим на полу операционной… Я бы сейчас ни за что не догадалась, что было сегодня в его рабочем дне. Я бы не понимала чего-то очень важного.
– Я за рулем, – мой тон максимально не терпящий возражений. Вадим не спорит, пожимает плечами.
Открывает передо мной водительскую дверь.
– На гашетку сильно не дави, она дурная.
Мы едем молча. Пока не знаю, о чем говорить, я пока все еще подбираю слова. А Вадим… На половине дороги я замечаю, что он снова уснул.
Да, все повторяется, только со сменой ролей. Теперь я везу его спящего с работы. Но есть, что называется, разница. Если я не справлюсь, плохо выполню свою работу, то, например, встанет регистратура. И весь холл клиники будет полон злыми возмущенными людьми.
Живыми людьми.
А если Вадим не справится со своей работой, то человека не станет. Человек уйдет через портал. Запоздало удивляюсь точности сравнения. Этот матовый белый экран с черными снимками действительно похож на портал. И Вадим тот самый человек, который может его открыть или закрыть.
Мы останавливаемся на светофоре, я поворачиваю голову и смотрю на Вадима. Вот в соседнем кресле спит человек, в силах которого решать, будет жить человек или нет.
Я же знала это. Теоретически. Но просто не задумывалась. Ведь у хирургов на операционном столе кто-то умирает. Не могут выживать все. Сколько у тебя таких было? Что ты чувствовал? И почему я раньше ни разу, вообще ни разу не задумалась о том, из чего состоят твои рабочие будни?!
Вадим просыпается ровно в тот момент, когда мы подъезжаем к шлагбауму. Несколько раз моргает, потом просыпается окончательно. Достает телефон, чтобы открыть въезд.
– Магнитные бури, наверное, – вздыхает. – Снова вырубило. Я у тебя спящая красавица.
– Ты у меня восьмидюймовочка.
Ухмыляется этой незамысловатой шутке. А я думаю о том, рассказал ли ему Алферов о том, что приводил меня в операционную, и я видела там Вадима спящим на полу. И почему-то мне кажется, что не сказал. Не знаю, почему.
***
– Ты меня побьешь. И будешь права. Сам же позвал, но…
Я смотрю на то, как Вадим медленно снимает кроссовки
– Ты даже есть не будешь? Сразу спать?
Кивает виновато.
– Сам не знаю, что со мной такое сегодня.
Я знаю. Машу рукой в сторону спальни.
– Нет, – упрямится. – В душ я все-таки схожу.
Я как раз наливаю себе кофе – я освоилась с кофеваркой Вадима, когда слышу, как он шлепает босыми ногами из ванной. А потом окликает меня из спальни.
– Инн…
Кофе отменяется.
Скидываю джинсы и футболку, устраиваюсь рядом. Вадим в одно движение притягивает меня к себе, утыкается носом в грудь. У меня там не во что особо утыкаться, так мужчины должны утыкаться размер минимум в пятый. Но Вадима все устраивает, умиротворенно сопит. Рука моя сама собой поднимается, ложится на его макушку, ерошит волосы. Вадим что-то довольно буркает, а потом, скоро, под движением моих пальцев, затихает.
Засыпает.
И я, медленно пропуская через пальцы короткие волосы, чувствуя размеренное дыхание себе в грудь, подвожу итог. Признаю неизбежное.
Мужчина может быть привлекательным внешне, и ты получаешь удовольствие от того, что на него смотришь. И даже от того, как тебе завидуют другие женщины.
Мужчина может быть потрясающим любовником, и в постели с ним ты забываешь обо всем.
Он может быть умным, с прекрасным чувством юмора, интересным собеседником. Но сваливает с ног и окончательно подкашивает тебя другое. Когда ты восхищаешься им. Не потому, что так пишут в гламурном глянце и советуют гуру-блогеры по женской части. Не потому, что мужчиной обязательно надо восхищаться и всячески его хвалить, чтобы он, болезный, не зачах.
А потому, что не восхищаться им невозможно. Потому что он делает что-то, для тебя совершенно немыслимое, недоступное, невероятное. И чем больше он делает вид, что ничего особенного не происходит, тем сильнее твое восхищение. Может, не у всех так. Может, это у меня через такое место все приходит. Но именно сегодня, увидев Вадима в его ипостаси «человека с платиновыми руками», я безропотно принимаю произошедшее со мной. Как бы это ни было дико, странно, неправильно, оно случилось.
Я убираю пальцы, прижимаюсь губами к светловолосой макушке и шепчу в нее.
– Я тебя люблю.
Я скажу это один раз. И когда ты спишь.
***
Утром я просыпаюсь первой. С одной стороны, это странно, учитывая то, сколько вчера спал Вадим. Это я вчера вечером долго не могла уснуть, пила холодный, а потом горячий кофе и листала обнаруженную книгу «Очерки гнойной хирургии». Познавательно.
А, с другой стороны, это свидетельствует о том, сколько вчера было затрачено сил – если требуется такое длительное их восстановление. Что это именно оно, сомнений у меня нет. И больше я о вчерашнем не думаю. Запретила себе.
Вадим просыпается как раз к кофе. Является на кухню, сонный, взъерошенный, в одних трусах. И кажется абсолютно довольным жизнью. Я отворачиваюсь к кофемашине, а он обнимает меня сзади, трется щекой о макушку.
– Я не знаю, где там у тебя пекарня. Но бутерброды могу сделать. Будешь?
– Буду. Я голодный, как крокодил после спячки.
– Разве крокодилы впадают в спячку?
– Представь себе. Сам был в шоке, когда узнал. Когда условия неблагоприятные, вырывают себе ямку, самозакапываются в нее и впадают в спячку. Ладно, – вздыхает, чмокает меня в макушку. – Сейчас в душ схожу и самооткопаюсь.
Потом
