Решающее сражение состоялось 18 марта под Неервинденом. Дюмурье предпринял наступление восемью колоннами по всему фронту. Правое крыло и центр французской армии, атакуя позиции австрийцев в лоб, ничего не добились. Небольшого численного преимущества французов оказалось недостаточно для того, чтобы повторить успех Жемаппа, где оно было многократным. Но здесь части Дюмурье хотя бы сохранили свои позиции. На левом же фланге войска Миранды, тоже утомленные бесплодными атаками, были неожиданно контратакованы и обращены в паническое бегство кавалерией эрцгерцога Карла. Узнав об этом, Дюмурье приказал своей армии отступать.

Отведя войска к Брюсселю, он 23 марта вступил в тайные переговоры с Кобургом, сообщив ему, что хочет повернуть армию против Конвента и восстановить монархию. В подтверждение искренности своих намерений он приказал сдать неприятелю Бреду, Грейтреденберг и Антверпен. 30 марта к Дюмурье прибыли четыре комиссара Конвента и военный министр Пьер Риэль де Бёрнонвиль, боевой генерал, ранее участвовавший в сражениях при Вальми и Жемаппе. Они привезли приказ об отрешении главнокомандующего от должности и его аресте. Однако Дюмурье сам арестовал всех пятерых и 1 апреля передал австрийцам. После этого он попытался поднять армию против революционного правительства, но солдаты и офицеры не поддержали его. Потерпев неудачу в задуманном, Дюмурье бежал к австрийцам вместе со своим ближайшим окружением, включая герцога Шартрского, сына Филиппа Эгалите.

Измена главнокомандующего деморализовала французские войска, и под возобновившимся натиском австрийцев они оставили Бельгию, утратив все завоевания осени 1792 года. В столице же весть о предательстве Дюмурье прозвучала гонгом к началу решающего раунда борьбы между жирондистами и монтаньярами.

Еще до того, как тревожные известия с внешних фронтов и из Вандеи достигли Парижа, в столице Франции уже было неспокойно. Революция вызвала затяжной кризис в экономике. Производство падало. Безработица росла. Ассигнаты быстро обесценивались. Цены ползли верх. Городские низы оказались на грани голода. Работники физического труда – суровые мужчины в коротких куртках-карманьолах и длинных брюках, из-за чего их называли санкюлотами, то есть «не имеющими culotte», поскольку в отличие от буржуа они не носили чулки и короткие панталоны, называемые этим именем, – всё внимательнее начинали прислушиваться к радикальным агитаторам, прозванным «бешеными». Так именовали ряд маргинальных представителей просвещенной элиты, пытавшихся говорить от имени плебса. Конституционный священник Жак Ру, его соратники Жан Франсуа Варле, Теофил Леклерк, Клэр Лакомб были выходцами из средних слоев города. Однако, ссылаясь на интересы бедноты, они отчасти предлагали вернуться к государственному регулированию торговли, применявшемуся при Старом порядке для предотвращения слишком больших перепадов цен, отчасти шли еще дальше, предлагая репрессировать спекулянтов, а заодно и всех подозрительных.

24–26 февраля 1793 года в Париже произошли массовые беспорядки. Толпы бедняков громили и грабили бакалейные лавки, вынуждая торговцев продавать товары первой необходимости по фиксированным и доступным для народа ценам. Считается, что немаловажным фактором, побудившим плебс к подобного рода действиям, стала агитация «бешеных».

Пришедшие в начале марта новости о наступлении принца Кобурга заставили вспомнить о летних страхах предыдущего года, когда Париж, обмирая от ужаса, ждал прихода герцога Брауншвейгского. Революционные активисты поспешили воспользоваться смятением горожан и 9–10 марта попытались поднять их на восстание, призывая расправиться с «торговцами-спекулянтами» и теми депутатами, кто во время суда хотел спасти короля от казни. Однако ни большинство секций Парижа, ни влиятельный Якобинский клуб этого призыва не поддержали. Зачинщикам удалось собрать лишь три сотни сторонников, из-за чего все ограничилось лишь разгромом редакций двух жирондистских газет.

Однако подобное движение оживило воспоминания о том всплеске ярости низов, что полугодом ранее вылился в сентябрьские убийства. Чтобы предотвратить повторение чего-то подобного, депутаты поспешили утвердить монополию государства на применение насилия к политическим противникам. 10 марта 1793 года, по предложению Дантона, Конвент учредил чрезвычайный уголовный суд для рассмотрения дел такого рода в рамках ускоренной процедуры. В дальнейшем этот суд получит название Революционного трибунала.

Шедшие в те дни чередой известия о поражениях армий Республики в Бельгии, на Рейне и в Вандее способствовали дальнейшему нагнетанию обстановки. Новость же об измене Дюмурье и вовсе произвела эффект разорвавшейся бомбы. Жирондисты и монтаньяры принялись наперебой обвинять друг друга в потакании генералу-предателю. Сторонникам Горы это удалось лучше, и они смогли несколько ослабить позиции своих оппонентов. Когда 5 апреля 1793 года Конвент по инициативе Барера учредил Комитет общественного спасения – орган управления внешней и внутренней политикой в сложившейся чрезвычайной ситуации, в его составе не оказалось ни одного жирондиста. Из девяти членов Комитета двое (Дантон и Жан-Франсуа Делакруа) принадлежали к монтаньярам, семеро – к Равнине.

Правда, жирондисты сумели отыграться на другом направлении. После бегства герцога Шартрского вместе с Дюмурье к австрийцам Конвент 7 апреля принял декрет об аресте остававшихся на свободе членов семьи Бурбонов, включая Филиппа Эгалите. На сей раз монтаньяры не стали защищать своего коллегу, чтобы вместе с ним не скомпрометировать и себя самих.

Развивая этот успех, жирондисты 12 апреля провели декрет о предании суду Революционного трибунала самого Марата. Неделей ранее этот лидер монтаньяров, председательствуя в Якобинском клубе, подписал призыв якобинцев к аффилированным обществам добиваться в первичных собраниях избирателей отзыва «апеллянтов» – депутатов, призывавших в ходе суда над королем апеллировать к мнению народа и таким образом пытавшихся спасти жизнь Людовику. В ходе поименного голосования 226 депутатов поддержали обвинение против Марата, 93 высказались против, 47 воздержались. Неблагоприятный для монтаньяров исход голосования отчасти стал результатом того, что многие депутаты этой «партии» ранее отбыли в миссии для проведения на местах набора в армию 300 тысяч рекрутов.

Оказавшись под столь мощным прессом оппонентов, монтаньяры обратились за помощью к своим союзникам «слева» – Коммуне Парижа и секционным активистам. 15 апреля представители секций и муниципалитета подали петицию с критикой 22 ведущих жирондистов. Петиционеры предложили Конвенту довести их мнение до сведения избирателей в провинции, чтобы те сами отозвали «недостойных» представителей.

В действительности же жирондисты с их курсом на стабилизацию обстановки имели на местах достаточно широкую поддержку. Радикальные элементы, на которые стремилась опираться Гора, составляли повсюду относительно небольшое меньшинство. Однако это меньшинство было чрезвычайно активным и умело действовать консолидированно. В столице же оно и вовсе держало в своих руках основные рычаги управления: Коммуну, национальную гвардию, руководство секциями и… Революционный трибунал. Последнее выяснилось 24 апреля, когда трибунал после сугубо формального допроса полностью оправдал Марата. Толпа с триумфом внесла трибуна на руках обратно в Конвент.