15 декабря 1792 года Конвент принял декрет «О действиях французских генералов в странах, оккупированных армиями Республики». Военачальникам предписывалось ликвидировать на подобных территориях все местные органы власти и действующие институты права, сеньориальные повинности и прежние налоги. Политическими правами в зоне оккупации следовало наделять только тех граждан, кто присягнул «свободе и равенству» и отказался от своих былых «привилегий и прерогатив». Собственность прежних правителей и их приближенных секвестрировалась. Вместо старых властей учреждалась временная администрация из местных жителей, для братания с которой Конвент обязался немедленно прислать своих комиссаров. Им, помимо братания, поручалось также изыскивать в оккупированных областях ресурсы для содержания французских армий. В перспективе временную администрацию оккупированной страны предполагалось заменить «свободным и народным» правительством, но задача такового не менялась: ему предстояло содействовать комиссарам Конвента в поиске и в изъятии необходимых французам ресурсов. Те народы, которых такие «свобода и равенство» не привлекали, декрет предлагал считать врагами французской нации.

Если отвлечься от декларативного флера декрета, то без труда обнаруживается его суть: стратегической целью Французской республики провозглашался повсеместный экспорт революции вооруженным путем. Причем новые порядки в соседних странах предполагалось устанавливать не ради блага их жителей, мнения которых никто и не спрашивал – «или ты это принимаешь, или ты враг», – а чтобы облегчить Франции выкачивание ресурсов с оккупированных территорий.

Неудивительно, что претензии Французской республики на подобное «освобождение» других народов не нашли у тех понимания и благодарности. Безоговорочную поддержку французским войскам и оккупационным властям оказывал лишь узкий слой городского населения, занятого преимущественно интеллектуальной деятельностью и зачарованного абстрактными идеалами Просвещения, то есть фактически та же самая просвещенная элита. Именно из ее числа набирался персонал марионеточных органов власти, служивших ширмой для деятельности присланных Конвентом комиссаров.

Народ же как таковой – крестьяне и городской плебс – в большинстве своем воспринимал оккупантов враждебно. 2 декабря 1792 года жители занятого французами Франкфурта-на-Майне принялись активно помогать штурмовавшим город войскам герцога Брауншвейгского, чтобы поскорее изгнать непрошенных «освободителей». В Ницце против французов развернулось настоящее партизанское движение, большинство участников которого – их называли «барбе» – составляли крестьяне. В декабре 1792 года антифранцузские манифестации прокатились по Бельгии. В Риме 13 января 1793 года в ходе волнений городского плебса был убит дипломатический представитель Франции.

Впрочем, несмотря на подобное сопротивление, Конвент продолжал твердо придерживаться принятой им внешнеполитической линии. 31 января 1793 года он утвердил декрет об аннексии Ниццы.

Всех этих действий Республики было более чем достаточно, для того чтобы настроить против нее другие европейские государства. Казнь же короля оттолкнула от нее даже тех, кто еще надеялся вернуть Францию в рамки международного права. Правительства, при которых еще оставались французские дипломатические представители (в Санкт-Петербурге, к примеру, такового уже год как не было), выдали им паспорта на выезд. Сначала это сделали в Лондоне, где раньше других узнали о смерти Людовика XVI. В ответ Конвент 1 февраля 1793 года объявил войну Великобритании и Соединенным провинциям Нидерландов. А после высылки французского поверенного из Мадрида члены Конвента 7 марта проголосовали и за объявление войны Испании. «Одним врагом для Франции больше – одной победой больше для свободы», – самоуверенно заявил Барер, представляя коллегам проект соответствующего декрета.

Противникам Французской республики не пришлось прилагать больших усилий для формирования между собой альянса. Она сама загоняла другие страны в антифранцузскую коалицию – первую из семи, с которыми ей придется иметь дело на протяжении ближайших двадцати двух лет.

Одобрение Людовиком XVI Конституции 1791 года открывало простор для различных политических комбинаций, абсолютно немыслимых при Старом порядке. Прежде всего это был шанс посадить на французский престол не законного короля, а либо либерального французского принца (например, герцога Орлеанского), либо принца иностранного, обеспечив тем самым влияние держав коалиции на будущую политику Франции. Назывались и конкретные кандидаты, в частности второй сын Георга III Фридрих Август, герцог Йоркский – полководец, сражавшийся с французами во Фландрии. Его восхождение на французский престол в теории могло бы разрушить Первую антифранцузскую коалицию, сделав союзниками Франции Англию, Голландию и ряд германских государств. Другим кандидатом был Фридрих Генрих Людвиг Гогенцоллерн – младший брат Фридриха II, также известный полководец, симпатизировавший Франции и французскому образу жизни.

Другим вариантом стало изменение формы правления. Премьер-министр Великобритании Уильям Питт-младший однажды даже заявил, что война ведется вовсе не для того, чтобы навязать французскому народу монархию. Англичане прямо выступали за то, чтобы полномочия французского короля были ограничены. Более того, они настаивали на том, чтобы суть этих ограничений определял не только сам монарх, но и собранные в той или иной форме представители народа.

Французская революция создала для европейских держав и другие возможности, которыми они не замедлили воспользоваться. Когда еще в 1790 году посланец графа д’Артуа беседовал с герцогом Брауншвейгским, тот сказал, что «за определенные уступки на границах Франции он немедленно придет на помощь королю». Когда Людовик XVI стал вести в начале 1792 года переговоры о вооруженном вмешательстве Пруссии во французские дела, Фридрих-Вильгельм II сразу же заявил, что хочет в качестве компенсации герцогства Юлих и Берг, владельцу которых предполагалось выделить возмещение за счет Эльзаса.

На Эльзас заглядывалась и Австрия, причем у нее был для этого даже законный повод. Те дворяне, чьи сеньориальные права были отменены в Эльзасе и Лотарингии, наотрез отказывались договариваться с Францией и принимать от нее материальную компенсацию, заявляя, что, поскольку их права были гарантированы договорами, подписанными императором и ратифицированными имперским Рейхстагом, то с ними и нужно обсуждать отмену этих прав. Хотя, по сути, как считали эти дворяне, грубейшее нарушение упомянутых договоров лишило Францию прав на эти территории.

И это были не просто разговоры и планы. Когда австрийские войска войдут в Эльзас, их командующий выпустит прокламацию, содержащую следующие слова: «Посмотрите на другие народы Германии, и вы увидите, сколь рады они снова назвать вас братьями. Воссоединитесь же с ними. Среди вас нет никого, я уверен, кто откажется от счастья быть немцем». Из различных свидетельств современников видно, что австрийцы поглядывали также на Лотарингию, Франш-Конте, отдельные города Фландрии, тем более что Франция фактически сама создала прецедент, присоединив к себе Авиньон и ряд других территорий.