Возможно, Эхнатон предлагал Нефертити посмотреть на скарабея, оставляющего легкие, напоминающие иероглифы следы на песке, перекатывающего своими маленькими передними ножками крошечный шарик верблюжьего навоза, в связи с чем у него было еще одно название – жук-навозник.

Для всего Египта скарабей был божеством, потому что круглый шарик, который он перед собой катил, был миниатюрной моделью солнца. Видимо, много веков назад какого-то жреца поразило это сходство, и он вплел его в уже существующую религиозную матрицу. Теперь только Эхнатон задавался вопросом о власти животного. Показывая на скарабея, он мог спросить Нефертити: «Как ты думаешь, навозный жук действительно является богом?»

А возможно – ведь он обладал пытливым умом, – обутая в сандалию ступня царя Эхнатона опустилась на блестящие крылышки и спину священного скарабея, и раздавленное насекомое осталось лежать на песке, а за действиями царя, не дыша, следила Нефертити.

И небеса не обрушились.

С богов-животных Эхнатон переключился на демонов. Их были сотни. Как и боги, они постоянно присутствовали в повседневной жизни египтян. На семейном обеде, в ванне или в постели – людей всегда сопровождали демоны. И так же как боги, эти духи были скоры на обиду и на месть, если люди говорили или думали что-либо, могущее вызвать их гнев, забывали вознести хвалу и одарить подарками.

А между двумя этими мирами осторожно пробирались по жизни египтяне.

Жрецы умело держали их в постоянном напряжении, поскольку большая часть их дохода складывалась из продажи индульгенций, брелков, амулетов, проклятий и молитв. Кроме того, жрецы занимались предсказаниями, пророчествами и толкованием снов.

Они продавали индульгенции, которые гарантировали счастье мертвым или счастливое будущее вступающим в брак. Жрецы Амона знали обряды и специальные молитвы на случаи юридических и семейных дел, как то: рождения, смерти и свадьбы, предлагали воскуривание благовоний и принесение жертвы, чтобы привлечь внимание Амона. У них были специальные молитвы, которые следовало читать в некрополе, предлагая пищу и пиво мертвым. Существовали жрецы, которые за подношение предсказывали будущее, разъясняли пророчества, объясняли смысл снов и значения дней. Удача определялась календарем. Существовали хорошие и плохие дни, которые знали только специально подготовленные жрецы, и хорошие и плохие сны, которые тоже могли разъяснить только жрецы.

Сон, в котором человек заглядывал в зеркало или в колодец, считался опасным (спящий мог угодить в тюрьму). Увидеть во сне собственное лицо считалось таким же ужасным, как увидеть свою «ка». Это значило мельком увидеть свою другую сущность, что могло привести к плачевным результатам: например, женщине грозило выйти замуж за нелюбимого.

Были и вселявшие ужас проклятия, торжественное произнесение которых сопровождалось разбиванием вазы перед статуей Амона или другого могущественного божества.

Эти проклятия внушали такой мистический ужас, что в некоторые из них, особенно в те, где упоминаются имена древних египетских богов, верят и по сей день, как, например, в «проклятие» гробницы Тутанхатона.

За все эти услуги египтянам приходилось платить жрецам. Каждая клятва, молитва и амулет увеличивали благосостояние храмов, рассеянных по всей стране.

В Эхнатоне рос протест против жрецов и их богов, присваивавших изрядную часть доходов страны.

Он и Нефертити были царем и царицей, богом и богиней, повелителями двух Египтов, правителями верхнего и нижнего миров.

Бывали моменты, когда он не мог подавить свои мысли. В бессонные ночные часы он вызывал Ая и заставлял его записывать стихи и вопросы, во множестве роившиеся в его мозгу.

Длинные ночи в пустыне. Вдвоем с Нефертити, на покрытом подушками балконе дворца, поэт и мечтатель наблюдал за движением звезд. В те далекие времена они считались фонариками, которые зажигали боги. Но даже в беззвездные, безлунные ночи человек знал, что небо тут, на месте, оно поддерживается четырьмя небесными столбами, стоящими в четырех углах земли. Так отчего же им было сомневаться в существовании двух тысяч богов, которые двигались и разговаривали в ночи?

Из некрополя в западной пустыне доносился дрожащий вой Анубиса, бога смерти. Черный шакал выкапывал тела бедняков, похороненных под тонким слоем песка.

Эхнатон мог спросить у ночи: что же это за бог, который живет так бесчестно?

С реки доносился устрашающий рев. Это гиппопотам звал свою громадную самку. И этот неуклюжий зверь – бог? Для верящих это был истинный голос богини Опет.

На балконе пищала землеройка, маленькое, похожее на мышь существо, размером не больше большого пальца Нефертити, но и оно было божественным. Мумии землероек благочестиво хоронили в могилах.

Что за богиней была землеройка, которую Миу, кошка – богиня домашнего очага, могла схватить и с которой могла играть как с игрушкой?

Нефертити явно не возмущали мятежные вопросы, волновавшие Эхнатона. Он был ее богом и царем, ее любовью, отцом новой жизни, которая уже шевелилась в ее теле. Удовлетворенные женщины не задают вопросов. Вначале она могла быть смущена: ни одна другая царица не выходила замуж за царя, который осмеливался сомневаться в древних и ужасных богах. Вначале она могла оставаться привязанной к богине Бает, потому что даже императрице было бы трудно отрицать божественность кошки. Помимо того что она была богиней, богиня-кошка Бает (Бубаст) была еще и самой любимой из божественных животных, ее египетское имя Миу являлось ласкательным прозвищем для маленьких девочек. К кошкам относились с особым почтением.

Бает была одним из старейших божеств. Она являла собой лицо солнца. На одном древнем рисунке она изображена под Древом жизни разрывающей на куски скользкую шкуру Змеи Зла.

На статуях ее изображали улыбающейся и лоснящейся, предельно дружелюбной кошкой. Временами ее изображали сверкающей драгоценными камнями, сидящей на маленьком, но элегантном троне.

К тому же Бает была божественной покровительницей многих явлений, особенно интересующих женщин, как, например, любовь и мода. Но, несмотря на свою жизнерадостную внешность, она одновременно служила посланницей смерти.

В противоположность остальным богам Бает не имела супруга. Она была настоящей «кошкой, которая гуляет сама по себе».

Как Миу, она была животным, которое больше всех баловали. Ее божественность почитали, ее восхваляли за умение ловить мышей, а при ущемлении ее чувства собственного достоинства она могла ударить с неистовством, достойным божества.

На своих мягких лапах Миу гордо ходила по дворцам, храмам, домам и улицам Фив. Дома и на улице она была любимой спутницей молодых и пожилых. Одетая в ошейник, на поводке, она ходила на охоту со своими хозяевами. Многим любимым кошкам прокалывали уши, и они, как и их хозяйки, носили в ушах маленькие золотые колечки. На них надевали маленькие, изящно украшенные драгоценностями ошейники, ожерелья и даже пояса.

Почти все умершие кошки удостаивались чести мумификации. Тысячи туго спеленатых свертков были найдены в египетских могилах.