Не существует свидетельств того, что царица Тиу обратилась в новую религию своего сына. Для этого она была слишком прагматичной и мудрой. Считается, что она заранее предвидела опасность, угрожающую новой вере, поэтому из фиванского дворца исходила аура традиционной власти, которая много сделала для подавления возникшего негодования, ставшего началом восстания против молодого царя и его единственного бога.

Эхнатон порвал с прошлым и другим путем. Его отец перевернул восточные традиции, разделив трон с женщиной, которую любил. Эхнатон разделил его с двумя женщинами – своей матерью и Нефертити. В эти последние фиванские годы его изображают вместе с Нефертити и царицей Тиу, а на заднем плане угадывается присутствие Ая. Итак, советниками и доверенными лицами царя были честолюбивый писец и две блестящие, прекрасные женщины.

Самым удивительным в этой связи было обращение в новую веру Ая; впрочем, это не кажется таким необычным, если учитывать его родственные отношения с Нефертити. В качестве жреца Амона Ай был могущественным лидером храма в Карнаке. Но он был и оппортунистом – мастером всегда плыть по ветру. Его явно радовало уменьшение авторитета Амона в пользу Атона. Теперь большая часть богатств будет поступать царю и меньшая – храму. И Ай стал оказывать неоценимую поддержку новому богу.

Птахмоз, бывший великий визирь царя Аменхотепа, перенес свою преданность на Эхнатона. Он был среди первых новообращенных. Его прекрасная гробница в Фивах является одним из памятников искусства разрушенного города. В ней сохранилось одно из первых изображений Эхнатона и Атона.

Жрецы Амона были разгневаны появлением нового храма и возвышением бога-соперника. Впервые были оспорены их полномочия, установленные Тутмосом III. Храм Амона был не только самым большим строением в мире, он был богатейшим учреждением Египта, центром духовной и светской власти страны.

Верховный жрец Амона управлял тысячами жрецов, живших в главном храме и в сотне мелких храмов Амона, разбросанных по всей территории Египта, в каждом из которых была своя собственная армия жрецов. Жрецы Амона обладали могущественной сетью, протянувшей свои руки вплоть до самых отдаленных уголков царства Эхнатона. Огромные просторы азиатских земель, завоеванные предками Эхнатона, разделяли одну веру в главного египетского бога. Со времен Тутмоса III большая часть дани и пошлин доставалась Амону.

Все храмы Амона были сокровищницами. Жрецы владели обширными полями и пастбищами, тысячами овец, коз и другого скота, которых выращивали их рабы и слуги. Все, вплоть до беднейшего египетского крестьянина, платили Амону посильную (а часто и непосильную) дань. Его собиравшие пошлину жрецы могли вторгнуться в самую бедную лачугу и отобрать в пользу бога полупустой кувшин зерна или клочок ткани.

А поскольку богатство означает власть, жрецы Амона оказывали все более сильное давление на дела правительства. Они занимали административные должности. Храмовые власти могли поддержать или отклонить назначение чиновника.

Жречество стало одной из наиболее высокооплачиваемых профессий в Египте, и молодой человек, который смог получить опоясывание Амона, мог не сомневаться в будущей роскошной жизни.

Под силу ли было фараону соперничать с таким богом?

Эхнатон осмелился.

Он объявил, что больше не является живым воплощением бога Амона на земле, бога, чье имя он носил. Он был Атоном, солнцем.

С этих пор, заявил он, он не будет больше зваться царем Аменхотепом IV. Он будет царем Эхнатоном IV, названным так в честь солнца, что означало также «блистающий свет солнца» или «солнце удовлетворено». Он приказал переименовать Фивы, в то время известные как Но-Амон (город Амона), в Но-Атон (город Атона).

Он также попросил всех приверженцев новой веры сменить имена, происходившие от старых божеств, если они не были богами солнца, и взять имена в честь Атона, Гора или Ра. Теперь его великий визирь Птахмоз, чтобы доставить удовольствие царю Эхнатону IV, стал зваться Рамозом в честь Ра.

Великий храм в Карнаке гудел как встревоженный улей. Нововведения Эхнатона жрецы Амона считали ересью.

Все вышеописанные события произошли в 1369 году до н. э., в том самом году, когда поженились Эхнатон и Нефертити. За этот год они сделали многое. Они основали новую религию и ввели в Египте новые ценности.

В этом же году у них родился первый ребенок.

Тель-эль-Амарна, 1369–1368 годы до н. э.

Тело царицы содрогалось в мучительных судорогах. Придворные доктора и доктора-жрецы входили и выходили из покоев Нефертити в прекрасном дворце на берегу Нила. Над золотой кроватью царицы висел гриф, символ богини Мут, птицы, являвшейся у египтян символом деторождения, как в наше время – аист. В нее еще продолжали верить, поскольку одной из специальных обязанностей Мут была защита женщин во время родов.

В покоях, как обычно, толпились слуги Нефертити под бдительным наблюдением Тиу-няни. Доктора совещались, придворные дамы сочувственно причитали, а девическое тело корчилось в судорогах до тех пор, пока не появилось красное вопящее существо – первая дочь Нефертити и Эхнатона, которую назвали Меритатон, «возлюбленная Атона», в честь их единственного бога. После ее имени шла приписка «дочь великой царской жены Нефертити». Впоследствии она стала такой же красавицей, как и ее мать.

На портретах того времени Нефертити выглядит довольной и еще более красивой. Рождение ребенка сделало ее счастливее, а любовь к ней Эхнатона стала еще глубже. Одному художнику разрешили изобразить ее во время интимной сцены кормления ребенка грудью.

У семнадцатилетнего Эхнатона чудо отцовства требовало выражения в словах. Ему было недостаточно находиться вблизи новорожденной Меритатон, держа анх, символ жизни, и произнося традиционное пожелание «живи миллионы и миллионы лет». Песня зрела и вырывалась из его сердца, молодой отец вызвал Ая и облек в слова свой благоговейный трепет перед чудом рождения, посвятив его Атону:

Ай сохранил это стихотворение, вырезав его, в числе других, на стенах своей гробницы.

Мать и ребенок чувствовали себя прекрасно, но одетые в жреческие одежды врачи продолжали посещать дворец. Теперь на их попечении оказался и старый царь, отец Эхнатона, который постепенно терял волю к жизни и интерес к своему царству.

Доктора производили солидное впечатление, но в данном случае были беспомощны. Каждый из них приезжал со штатом своих помощников, сиделок и одним-двумя рабами, которые несли красивые фаянсовые ларцы, наполненные превосходно сделанными металлическими инструментами и сосудами с сильнодействующими лекарствами, способными облегчить страдания, предотвратить или ускорить смерть.