Я замерла на ковре, словно сотканном из окровавленных роз, опустив глаза долу, не в силах не то, чтобы поднять взгляд — просто вдохнуть полной грудью, все еще до конца не веря в реальность происходящего.

Но он был реален, Кастор Трой был неумолимо, безнадежно реален, когда вольготно развалившись на оттоманке, сунул сигарету в уголок рта, и сказал: «Прикури».

Я беспомощно оглянулась по сторонам, и тут заметила на журнальном столике черный прямоугольник зажигалки. Яркое пламя танцевало в моих дрожащих пальцах, когда я наклонилась к Трою, ну и, само собой, я была не я, если б не выронила зажигалку, и она не завалилась далеко под оттоманку.

Поползав минут пять у Кастора Троя в ногах, я, слава небесам, наконец, нащупала матовый прямоугольник и извлекла на свет божий.

— Ты мне кое-кого напоминаешь, куколка. Очень, — заметил Трой и удержал меня за запястье, когда я, прикурив ему, хотела отойти. — Одну маленькую глупую девочку. Робкого зайчонка… Не знаешь, почему я в последнее время постоянно думаю о ней? Такая податливая и трепетная, так сладко пахнущая сливками и малиной… Интересная ты, куколка, правда. Не она, конечно. Но похожа. Чертовски похожа.

Вынудив меня опереться коленями и ладонями о прохладную кожу дивана, он опускает руку с сигаретой на мою спину, как на столик, и глубоко затягивается, откинувшись назад. Другой рукой Кастор Трой оглаживает мою попу и задирает юбку, обнажая бедра в чулках с подвязками и черные кружевные трусики.

Низ живота наполняется знакомой тягучей истомой, и я прогибаюсь еще сильнее — я практически легла грудью на его колени.

— Куришь? — внезапно спросил он, и поднес сигарету прямо к моим губам.

Шокированная до глубины души, я замотала головой. Вот уж что-что, а попробовать курить мне никогда в голову не приходило! Дисциплинированная и правильная Моника Калдер — такие вещи ни-ни!

— Попробуй, — велит Кастор Трой, и не подчиниться его гипнотическому голосу я не могу. — Видишь ли, куколка, я сторонник того, что в этой жизни нужно попробовать абсолютно все.

Держа пальцами левой руки сигарету, фильтр которой я обхватываю непослушными, немеющими губами, правой рукой он прикасается сквозь полоску трусиков к моему разбухшему, пульсирующему лону, и отводит кружево в сторону, глубоко погружаясь в мою влажную мякоть.

Закашлявшись от густого дыма, наполнившего мои лёгкие, и непривычного, крепкого запаха, я отворачиваюсь от сигареты, но контраст этих ощущений — мерзости табака и растягивающей сладости между моих ног сводит с ума. Неосознанно насаживаясь бедрами на его пальцы — они оказываются внутри меня. И Кастор Трой, ухмыльнувшись, протягивает мне виски и говорит «Запей!».

Нет! Я не стану! Ты меня не заставишь, ублюдок!

Но он, отхлебнув прямо из горла бутылки, прикладывается к моим губам.

Жгучая жидкость из его рта вливается в мой рот, обжигая горло и пищевод, растекается внутри меня янтарным огнем, запахом торфа, дыма, дерева, зерна, апельсина, моря и свежескошенной травы.

Пару мгновений Трой медлит, а затем что-то меняется в нем, и, до боли надавив на мой затылок, он не дает мне отстраниться. Его жесткие губы вбирают мои губы, а язык вплетается в мой рот, извивается по моим зубам и языку, как будто он упырь и хочет меня сожрать.

Слишком сильно — мне не выдержать.

— Невозможно… — хрипло говорит Кастор Трой, за волосы на затылке отведя мою голову назад и вглядываясь в глаза. — Сними маску… Сними эту блядскую маску!

Ты зажмурься и лети…

Он не должен увидеть мое лицо.

Не должен! Все не может стать настолько плохо.

Пару секунд я остаюсь недвижима, словно в каком-то ступоре, а затем вскакиваю и бросаюсь наутек.

Очевидно, что-то у меня в рассудке помутилось, не иначе, потому что Кастор Трой, как и всегда, очень легко, просто и с удовольствием ловит меня и швыряет на кровать. Распластывая меня по постели, он со всей дури наваливается сверху и, зубами ухватив кружево маски, дергает ее вверх, открывая мое лицо.

Ты зажмурься и лети на качелях до луны…

Ты зажмурься и лети на качелях до луны…

Пару секунд он медлит, тяжело дыша и лишь сильнее стискивая мои запястья своими стальными пальцами. Его зрачки наливаются багровым туманом, в котором мне суждено заблудиться, сгинуть безвозвратно…

Время в комнате словно замедляется, и несколько секунд текучими ртутными каплями скатываются в низ моего напрягшегося, сведенного судорогой живота. Его прикосновения, его глаза и его поцелуи — яд, и он для меня смертелен.

Смертелен. Но он разливается по моим венам, когда Кастор Трой сдергивает с меня перекрученную, задравшуюся юбку и рвет крючки корсета, с остервенением рвет на мне тонкие кружевные полоски трусиков, оставляя обнаженную, взмокшую, в одних черных чулках с фривольными красными атласными бантами на резинках.

Под одним только его взглядом мои соски наливаются и твердеют, и в самых кончиках отдается зудящая, ноющая боль, сковывающая мой живот и волглые складочки меж моих ног.

Выпрямившись надо мной, Кастор Трой стаскивает свою черную футболку и расстегивает ремень на джинсах. Его обнаженный торс, очевидно, можно рассматривать, как отдельный вид искусства — идеальные линии накачанных мышищ на животе потрясающе красиво и восхитительно гармонично переходят ниже.

Ниже, святые небеса…

Я чувствую его между ног. Чувствую мокрым пульсирующим лоном одуряюще-сладкую, вожделенную, сводящую с ума твердость его члена. Чувствую, какой он сильный и тяжелый — расплющенная по кровати, пытаюсь поймать хотя бы глоток воздуха между исступленными и гортанными, глубокими поцелуями, которыми он впивается не то, что в мой рот — в самое мое существо.

Комкая скрюченными пальцами текстурный алый шелк покрывала, я извиваюсь от похоти под Кастором Троем, как самка кораллового аспида во время гона, а он по моей шее опускается вниз, к грудям. До боли засасывая нежно-розовые ареолы, прикусывает острыми клыками соски, и, не в силах сдерживать мучительный стон, я прижимаю его голову к груди сильнее, и выгибаюсь навстречу, впиваясь ногтями в его раскаленное плечо.

Каждая клеточка моего изнывающего тела молит, кричит только об одном — получить его, насытиться им, захлебнуться им и долететь…

Долететь на качелях до луны.

До луны, где рдяными каплями чернил на белой бумаге тумана распустятся кровавые розы, аромат которых отравит мою душу, но это смертельное сплетение пышных соцветий останется со мной навсегда.

До луны, где я буду сплетаться в единое целое и двигаться в едином ритме с пугающим и ненавистным офицером Кастором Троем в атласной лавине постели, где он будет слизывать испарину с моей кожи, одной рукой сминая мои влажные груди, а другой надавливая и теребя скользкий от смазки бугорок у меня между ног.