По мере снижения коричневые, зеленые и желтые пятна начали приобретать более четкие очертания. В свете заходящего солнца Вейдер мог различить проносящиеся под ними детали местности: ущелья, горные хребты, каньоны, высохшие речные русла, трещины.

Впереди над выжженной почвой поднимался огромный лес, казавшийся неуместным изъяном на мертвой поверхности Рилота, но Вейдер знал, что на планете имеются несколько обширных лесных массивов.

Неумолимая сила тяжести влекла корабль прямо к лесу. Земля приближалась с такой скоростью, будто челноком выстрелили из бластера. Траектория падения все еще оставалась слишком крутой, но рулевое управление едва реагировало, несмотря на все усилия Вейдера. Ему удалось выпустить аварийные закрылки, позволившие сделать спуск более пологим. Коричневые и желтые пятна исчезли, и поле зрения полностью заполнил лес, подобно летящему навстречу океану деревьев.

— Приготовиться к удару, — сказал он, но его учитель, естественно, уже пристегнулся.

Челнок заскользил по верхушкам деревьев, и пилот попытался воспользоваться тонкими ветвями в лесном пологе в качестве импровизированных тормозов. По корпусу челнока заскребли большие и маленькие ветви, корабль кренился и подпрыгивал, все больше углубляясь в лес. В лобовом иллюминаторе ничего не было видно, кроме деревьев, листьев и ломающихся толстых сучьев. Скрежеща металлом, корабль ударялся об одно дерево за другим.

Они врезались в большое дерево, иллюминатор треснул, челнок накренился и начал падать, кувыркаясь и ударяясь о деревья. Ветка толщиной с две руки Вейдера пробила иллюминатор, разнеся его вдребезги и прорезав пространство между Вейдером и его учителем, а потом вдруг исчезла, и корабль продолжил падение, прокладывая просеку среди местной флоры. Корабль столкнулся еще с несколькими деревьями и наконец рухнул, завалившись набок и погрузившись на метр в мягкую подстилку леса. Через дыру в иллюминаторе хлынула земля, на полметра заполнив кабину.

Внезапно наступившая тишина ощущалась странно в сравнении с предшествовавшим ей хаосом. Вейдер отпустил ручку управления. Из леса донесся визг какого-то представителя рилотской фауны. Сквозь лесной полог просачивались тусклые лучи заходящего солнца, отбрасывая густую тень на разбитую кабину. Несмотря на встроенные в броню фильтры, Вейдер ощущал органическую вонь взрытой кораблем почвы, растительные запахи леса. Приборы были мертвы. Энергии не осталось ни капли.

— Аварийный маяк не работает, — сказал он и, отстегнувшись от кресла, спустился на переборку, игравшую теперь роль палубы. Его учитель тоже отстегнулся и, перекувырнувшись в падении, изящно приземлился на переборку рядом с Вейдером.

— Ты использовал далеко не все свои возможности, — сказал Палпатин. — Я видел, как ты действуешь в куда более сложных обстоятельствах. Боюсь, твой разум был не до конца занят непосредственной задачей.

Вейдер на мгновение задумался, а потом ответил, даже не пытаясь солгать:

— Я… на секунду подумал о другом.

— Так я и предполагал, — кивнул учитель. — И я рад, что ты сказал мне правду, хотя, как мне кажется, это лишь половина правды. Так или иначе, из-за твоего просчета у нас четыре трупа в заднем отделении.

Вейдер не стал спрашивать, откуда его наставник знает, что погибли четверо. Палпатин попросту знал Многое, практически все, и этого объяснения вполне хватало. Естественно, учителя судьба погибших нисколько не заботила. Его заботили лишь ошибка Вейдера и его полуправда.

— Больше такого не случится, учитель, — склонив голову, сказал Вейдер.

— Надеюсь, — ответил Император, возможно имея в виду посредственное пилотирование, а может, и что-то еще.

Повернувшись, Вейдер взялся за ручку двери пассажирского отделения с намерением ее открыть.

— Ты сказал, что подумал о чем-то другом, — вновь заговорил учитель, и по тону его голоса Вейдеру показалось, будто он пытается поймать его на слове. — О чем же?

Отпустив дверь, Вейдер снова повернулся к нему. Посмотрев на морщинистое лицо учителя, он на этот раз не стал ничего скрывать.

— О прошлом. О моей прежней жизни.

Император уставился на ученика, пронизывая его взглядом темных глаз, и тихо вздохнул:

— Понятно.

— Для меня это ничего не значит, — махнул рукой Вейдер. — Случайные мысли, ничего больше.

— Гм, — проговорил Палпатин. — Прошлое — призрак, который нас преследует. Призраков следует изгонять. Задумываться о прошлом — значит проявлять слабость, повелитель Вейдер.

— Да, учитель, — смиренно сказал Вейдер.

Поняв, что учитель завершил урок, он снова взялся за ручку двери и распахнул ее. Ситху пришлось встать на колени, чтобы заглянуть в пассажирское отделение. Недалеко от двери лежали тела двух пилотов. Глаза их были широко раскрыты, руки и ноги вывернуты под неестественными углами. Жесткая посадка их прикончила.

На полу пассажирского салона распростерлись четверо императорских гвардейцев. Двое все еще были пристегнуты к сорвавшимся со своих креплений креслам.

— Повелитель Вейдер, — спросил капитан гвардейцев, высвобождаясь из ремней, — где Император? Он…

— Он здесь, — ответил из-за спины Вейдера учитель, хотя Вейдер не слышал и не почувствовал, как тот подошел. — И он не пострадал.

— Встать, — приказал Вейдер, и двое, кто до этого был пристегнут, пошатываясь, поднялись на ноги. Двое других остались лежать на палубе. К удивлению владыки ситхов, нога одного из них дернулась. Он был жив. — Там только трое мертвых, — сказал он своему учителю.

— В самом деле? — спросил Палпатин.

Присев, капитан гвардейцев взглянул на своего товарища.

— Он без сознания, мой Император. Он не пристегнулся, и его швыряло во время посадки.

Раненый застонал. Его рука в перчатке сжалась и разжалась.

— Убить его, — распорядился учитель.

Капитан императорской гвардии, приученный без вопросов подчиняться любому приказу Императора, не стал колебаться. Встав, он достал тяжелый бластер и выстрелил своему товарищу в голову, оставив в его шлеме темную дымящуюся дыру.

— Теперь их четверо, — сказал Палпатин.

Поняв намек, Вейдер повернулся к учителю. Слышался лишь размеренный громкий шум его респиратора.

Император с фальшивым сожалением покачал головой.

— Он оказался слишком глуп. А глупость, как и ностальгия, — проявление слабости. Я не могу простить слабости своим приближенным. Мне в самом деле крайне жаль, но порой нам приходится делать трудный выбор. А теперь будь так любезен, выведи нас отсюда, повелитель Вейдер.

Вейдер включил световой меч, и пока тот шипел, учитель бесстрастно смотрел ему в лицо.

Проведя клинком по переборке, ситх вырезал в надстройке подобие двери и первым шагнул наружу. За ним последовали двое императорских гвардейцев, а затем его учитель.