Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ну-ка, теть Дусь, быстро выметайся отсюда, чтобы духа твоего не было в моем доме!
На шум выбежала Анечка. Увидав мать на полу, подбежала к ней, но Дмитрий отпихнул ее ногой, она испугалась, кинулась к тете Дусе и заревела. Прижав девочку к себе, Евдокия Матвеевна, вытирая фартуком слезы, зашла в комнату к бабушке.
– А бабка-то часом не померла? – Клавдия заглянула в комнату к матери. Та полулежала на кровати и с такой ненавистью смотрела на дочь, что та только молча прикрыла дверь.
Через несколько дней бабушку увезли. Вальку закрыли, чтобы не мешала.
– Мама! Не делай этого! – Она колотила в дверь – Вспомни – это же твоя мать! Мама!! Мамочка, я сделаю, что хочешь, только не отдавай бабушку!
– Валюша! – Вдруг услышала бабушкин голос и прижалась ухом к двери.
– Не надо, милка моя, не плачь… Погодите, дайте с внучкой проститься… Валюша, не волнуйся за меня, мне там хорошо будет, и Дуся ко мне приедет, а тебе поберечь себя надо. Поняла, ай нет? Скажи ему…
– Бабушка!! – Валька рыдала за дверью и продолжала молить мать.
– Мама! Дай хоть проститься! Прошу тебя!
– Хватит тут прощаний. Нечего выть… ну чего встали? Тащите ее.
– Бабушка, родная, любимая, я тебя заберу! – Кричала Валька, захлебываясь слезами. – Обещаю, сниму комнату и заберу, я не оставлю тебя.
– Валюша, думай о себе. Прощай Клава, бог тебе судья.
Валька еще долго кричала и билась в дверь, но никто так и не выпустил ее.
А еще через несколько дней к Митьке приехали какие-то бритоголовые парни. Среди них она неожиданно узнала своего одноклассника, Сашку Агеева. Парни о чем-то договаривались, Валька не прислушивалась, она вообще домой приходила только спать. Пыталась выяснить у матери, куда поместили бабушку, но та только грубила в ответ. Тетя Дуся устроилась у бабы Насти, Анечка и Валя целыми днями там пропадали, лишь бы не быть дома. Вечером, вернувшись домой, Валька обнаружила, что парни еще там. Она быстро увела Анечку в комнату бабушки, они теперь там спали, и уложила ее в постель. Ее стало подташнивать, и она решила выйти подышать на улицу.
– Привет, Валентина, даже не успел поздороваться с тобой, – Сашка вышел за ней следом и закурил, а она поморщилась, в последнее время совсем не переносила табачный дым. – Ну как живешь, все с евреем своим?
– Вот откуда ветер веет, а я все думала… Ты что, теперь сплетни собираешь? Пошел ты, Сашка, знаешь куда?
– Я-то правильной дорогой иду, а ты вот… С кем ты связалась? Ты же русская девушка, тебе русских детей надо рожать.
– Как тебе не стыдно? Что ты несешь? Повторяешь эту ахинею. Как фашист.
– Я и есть фашист. Да, да. И этим горжусь. Мы боремся за чистоту нации, мы против всяких там черножопых, татарвы и особенно евреев. Это первые наши враги. От них все зло на Руси еще с древних времен.
– Ты еще скажи, они нашего Христа распяли.
– Так оно и есть! Они все жидомасоны.
– Сашка! Да ты знаешь, кто такие масоны?
– Ну, эти заговорщики против русских.
– Не позорься лучше, ты же школу окончил. Помнишь «Войну и мир» и Пьера Безухова.
– Ну, помню.
– Так он тоже стал масоном. А Пушкин?
– А что Пушкин? Он же не русский был.
– Все, не могу это слушать. Где ты этой бредятины набрался, не пойму? Вроде не дурак был и учился нормально.
– Ты тоже хорошо училась, а стала американской подстилкой.
– Не говори того, чего не знаешь. – Она направилась к дому, но вдруг остановилась. – Саш, а зачем ты к Митьке приходил?
– Это тебя не касается, – важно заметил он, но видимо его распирало желание поделиться, и он небрежно бросил – Готовимся провести акцию протеста. Не отдадим нашу землю жидомасонам для их темных делишек.
Валька тяжело вздохнула, поняв, что бесполезно с ним спорить. Она проворочалась полночи, все думала про Макса, и все чаще упрекала себя за то, что не выслушала его тогда. Теперь она была уверена, что он не виноват. Как она вообще могла подумать, что Макс причастен к поджогам. Как же она скучает по нему. Как он там?
Жизнь в родном доме стала просто невыносимой, мать всячески издевалась, а.
Митька каждый день куда-то уезжал на своей машине, возвращался в сопровождении одного или двух приятелей. Они пили водку, возбужденно что-то обсуждали и не давали Вальке прохода, не стесняясь никого, лезли к ней в комнату.
Две последние ночи она баррикадировала дверь. Приставляла сундук, на него наваливала, все, что казалось тяжелым. По утрам ее тошнило и, пока она разбирала баррикаду, еле-еле успевала выбежать из комнаты. Для Клавдии состояние дочери не долго оставалось загадкой.
– Митьк, да она же брюхатая. А ну говори, паршивка, от кого ублюдок?
Валька увернулась и хотела убежать к себе в комнату, но Митька схватил ее за косу и притянул к себе.
– А ну, говори, сука, от кого ребенок?
Валька скривилась от боли и закусила губу.
– Если жиденка принесешь, сам его порешу! Поняла?!
Он резко оттолкнул ее, Валька больно ударилась плечом, но тут налетела Клавдия и стала лупить ее скалкой.
Из комнаты доносился крик Анечки, которая пыталась выйти, но не могла открыть дверь – мешала избитая Валька, которая лежала с другой стороны.
– Ты, мать перестаралась, так и убить можно.
– Ничего с ней не сделается, только скинуть может своего жиденка.
– Ты присматривай за ней, чтобы в город не сбежала.
– Не боись! У меня не забалуешь.
Валька со стоном привстала, подошел Митька и больно пнул ногой, метясь в живот. Валька закрыла его руками и отвернулась к стене. Слезы градом катились по щекам. Мать вышла в сени проводить Митьку, Валька с трудом поднялась и поплелась к умывальнику. Надо умыться, чтобы не напугать Анечку. Она посмотрела в зеркало и ужаснулась. Лицо в крови, из носа текло, глаз наверняка заплывет, а до тела дотронуться больно. Она смыла кровь, кое-как причесалась и вошла к Анечке, которая затихла.
– Мама!
– Тихо-тихо, – слегка отодвинула ее Валя.
– За что они ругались на тебя? Они плохие, они скоро уедут?
– Не знаю доченька, собирайся, пойдем к бабе Насте, там тетя Дуся нас ждет.
– Мам, – Анечка влезла к ней на коленки и зашептала – Позвони Максу, пусть он заберет нас отсюда.
– Я с ним поссорилась.
– А ты помирись.
Да, вот так просто у нее просто, возьми и помирись.
– Ладно, там видно будет.
Анечка собирала игрушки, а Валька вышла из комнаты и огляделась. Господи, какую же грязищу они развели! Как же она ненавидит их! А ведь это, наверное, грех, ненавидеть свою мать. Та ведь тоже ее ненавидит. За что – непонятно.