* * *

– О, очнулась. Какао будешь? – Варвара склонилась надо мной. – Ярославушка…

– Привет, – я улыбнулась.

– Привет, – сказала подруга.

– Просыпайся давай, – послышался голос главного.

– Не кричи на нее, – Верховная встала из-за стола и тоже оказалась в поле моего зрения, – она тебе жизнь спасла.

И вот стоят они все трое над моей кроватью и мне улыбаются. А я им. Бред, правда?

– А откуда ты знаешь про какао? – решила я задать Варе вопрос.

– Так ты только о нем и бредила, – отозвалась Варвара. – Ни мама, ни папа, ни парень там, а только какао!

– Хочу какао… – прошептала я, и все рассмеялись.

А тетя Матрена уже спешила ко мне с дымящейся чашкой, и мне так хорошо было.

Уже потом, сидя за столом, я решилась на расспросы:

– А что с… Лин?

– Исключена из академии, – несколько жестко произнес некромант.

Я даже жевать перестала.

– За что?!

Верховная, предвидя развитие моего возмущения, просто положила ладонь на мою руку и тихо сказала:

– У магов свои законы, Ярослава, Лианна их нарушила. Ни ты, ни я судить ее не можем, потому как всем своим женским сердцем оправдываем, однако у магов иные законы. И любящее сердце там не оправдание. Мне жаль и тебе жаль, я знаю, ты добрая девочка, но этого не изменить!

Я посмотрела на Василену Владимировну, потом на главного и все равно была не согласна:

– Лин его спасла.

– Ты его спасла, – отозвался наш министр.

– Да, но если бы его предварительно не спасла Лин, моя помощь и не потребовалась!

– Кстати, – Верховная чуть нахмурилась, – что там за слова были?

К счастью, меня спасли! Сначала открылась дверь, потом в нее пролез огроменный букет, и только после него появился Ташши.

Он вошел, осторожно отложил букет, раскинул руки для объятий и сказал:

– Иди ко мне!

Я подскочила, рванула к нему, и некромант поймал меня в объятия, а потом закружил так, что голова кругом пошла, а после сжал покрепче и прошептал:

– Спасибо.

– Да, пустяки, – ответила я и поправила его челку.

– Я для тебя пустяки? – весело спросил адепт.

– Ты нет, пусти уже.

Ташши продолжал держать меня на весу и улыбаться.

– Что? – не выдержала я.

– Ничего, – и меня отпустили.

И казалось бы, вот оно счастье – все живы и все хорошо, но, увы!

– Ярослава, тебе письмо от родителей, – странно улыбаясь, сказала Верховная.

Умчавшись в ученическую комнату, я раскрыла конверт и узрела… «Приглашение на ежегодный бал у Темного Повелителя». Ну и от мамы пара слов: «Твою мать! А… я же твоя мать! Яра, я все понимаю, но, доча, как у нас там с совестью, а? Ярочка, родовая защита – это хорошо, но, счастье мамино, ты обо мне подумала? Мне свекруха… тьфу ты, бабушка твоя, гарантировала, что с кровиночкой, то есть с тобой, ничего не случится. Это называется «ничего не случилось»? Яренок, дома поговорим. Жду. И на балу твое присутствие обязательно, жених вернулся и требует. И имеет же право, гад безрогий. В общем, на балу ты быть обязана, выходить замуж – нет, с дедом разберусь сама. Котенок, целую… сильно-сильно, и в носик, и в щечки, и вообще! Я соскучилась!»

Все еще улыбаясь после прочтения письма, я вернулась в общую комнату. Девочки как раз с лекций вернулись. И вот стою я, улыбаюсь опять же, а Василена Владимировна и спрашивает:

– И что там? Жених объявился?

– Ага, – ну да, жених – не самое радостное.

Тут кто-то за столом подавился, с трудом откашлялся, да это Ташши! Он едва смог выговорить:

– Кто?

– Жених, – повторила Верховная.

– Как жених? – у некроманта такое растерянное лицо стало, и даже челка повисла, а огонек в черепе стал тусклее.

– Да какой там жених, – главный очаровательно жене улыбнулся, – Ярославе было пять лет, когда помолвка состоялась.

– Милы-ы-ый! – протянула Василена Владимировна.

– Молчу, любимая, – ответил некромант жене и тут же громким шепотом сообщил племяннику: – Он тебе не соперник!

– Любимый! – возмутилась Верховная.

– К тому же будущая теща против его кандидатуры, а теща это знаешь какая сила? Это не сила, а силища!

Я рассмеялась и честно призналась девочкам, что уезжаю дней на пять, не больше. А потом, взяв Верховную за руку и уведя ее все в ту же ученическую, я с замиранием сердца спросила:

– А Инар, он… что?

Василена Владимировна присела на краешек стола, взяла меня за руки и начала рассказывать:

– Его не исключили, Ярослава. – Я издала выдох, полный облегчения, но Верховная добила: – Он сам ушел.

Замерев, с удивлением смотрела на ведьму.

– Сам, Ярославушка. Не вынес… того, что случилось с ним и с Лин… а главное, того, что случилось с тобой. Я ведь неправа оказалась, Ярослава, он помнил все. А пуще всего тебя. К тебе и вернулся с того света. Тебя и искал здесь.

Верховная помолчала, да и продолжила:

– Главный-то мне всего не рассказал, но магистр Онтар описал ситуацию подробно. Знаешь, эльфы, они очень чувствительные, они эмоции чувствуют. Он, считай, единственный, кто все понял.

– Что понял? – едва слышно отозвалась я.

– Что ты любишь Инара. – Верховная улыбнулась. – Любишь, несмотря ни на что, ведь сердцу не прикажешь.

– Да?

– Да, Ярослава, да. А остальные, они ведь факты видели.

– Какие? – спросила, а самой страшно.

Василена Владимировна начала перечислять:

– Что ты на спасение Ташши ринулась, что, его защищая, Инару сказала слова заветные… Что, едва миновала угроза, опять же к Танаэшу устремилась. А когда он тебя поцеловал, ты ведь обняла его…

– Мне было холодно…

– Инар решил иначе. Лианну отстранил от себя и пошел с повинной к главному.

– А как же Лин?

– А что Лин, Ярослава?

И я промолчала. Что тут сказать, как вспомню счастье Яринки…

– Знаешь, был у меня жених, – вдруг заговорила Верховная. – Спас он меня от первой и очень горькой любви, практически с того света вытащил. Я и дала ему слово, что его буду. Верила в каждое слово клятвы, а потом… тот день, Даркаэрш и чувство, словно лечу над миром. Сколько слез потом, как винила себя, как ругала, дрянью последней чувствовала. Но вот прошли годы и, знаешь, просыпаюсь по утрам и понимаю, как хорошо, что так оно сложилось. Ведь жить с нелюбимым страшно, Ярослава. И жениться из жалости тоже нельзя. Я не оправдываю Инара, но и понять его могу. Лин очень больно сейчас, но лучше так, чем, прожив годы и родив детей, в один день понять, что тебя никогда не любили. А она девочка добрая и светлая, пройдет время – и боль ее пройдет.