Мальчик понял лишь первое слово, но схватился за ключ, подергал из стороны в сторону, будто осваиваясь, и повернул, пробуждая восьмицилиндровый двигатель к жизни. Сиденье под Винченцо задрожало, мальчик выжал педаль. Джульетта переводила взгляд с гостя на сына. Ее пугало, с каким выражением Винсент смотрел на мальчика.

Она, улыбаясь, повернулась к Винсенту:

– Как… твои дела?

– Хорошо. А у тебя?

– Хорошо, спасибо.

Они стояли друг против друга, оба словно защищены невидимыми доспехами. И разглядывали друг друга из-за спущенных забрал, высматривая уязвимые места. За каждой морщинкой, складочкой стояла история, каких немало накопилось за двенадцать лет. В памяти оживали картины – с такой удивительной четкостью, будто все происходило вчера.

Джованни сел на переднее пассажирское сиденье, чтобы отвлечь Винченцо. Вместе они нажимали разные кнопки и дергали рычаги, пока наконец не включили радио. Салон наполнил голос Фабрицио Де Андре.

– Ты все еще в Мюнхене?

– Да.

– Дети есть?

– Нет.

Взгляд скользнул на его руку – обручального кольца тоже нет.

– Я много работал, время летело незаметно. Как все изменилось с тех пор, когда я на мотоцикле пересекал Альпы… Теперь и до Нью-Йорка можно долететь за несколько часов.

Джульетта кивнула. Стыд, чувство вины, бессильная злоба – ничего этого не было видно со стороны. Винсент повернулся к мальчику:

– Хочешь прокатиться?

Винченцо не понял вопроса, заданного по-немецки, и Джованни перевел.

– Идем, мой мальчик, нам пора.

Винченцо сердито посмотрел на мать.

– Мы можем переговорить наедине? – Винсент смотрел на Джульетту.

Та медлила с ответом. Но затем, будто испугавшись, что Винсент может заговорить при всех, отошла от машины на несколько шагов. Джованни не спускал с сестры глаз. Он не слышал, о чем они говорили. Понял только, что Винсент задал вопрос, в ответ на который Джульетта энергично покачала головой. А потом развязался жаркий спор, в котором промелькнуло имя Винченцо.

– Нет! – крикнула она, подскочила к машине, схватила сына за руку: – Немедленно домой! Отвези его домой, Джованни!

И, не дожидаясь брата, выдернула мальчика из машины и потащила к воротам. Винченцо успел оглянуться, прежде чем они скрылись за воротами цеха. Винсент, Джованни и недоумевающий Прети переглянулись.

Винсент принялся натягивать перчатки. Прети повернулся к Джованни:

– Скажи Попометру, что коммендаторе Ривольта пригласил его на обед.

Джованни перевел. Винсент поблагодарил и ответил, что должен как можно скорее быть в Мюнхене. В другой раз.

– Но, dottore, от приглашений графа не отказываются.

Винсент еще раз извинился, сел за руль своего нового автомобиля и завел мотор. Джованни облегченно вздохнул. Но что-то подсказывало ему, что инцидент этим не исчерпан. Что жизнь дала трещину, которая пойдет дальше.

– Ты видела, какие у него перчатки? – кричал Винченцо. – С дырочками для вентиляции!

Они сидели у траттории на Виа-Лудовико-иль-Моро, за столиком, покрытым скатертью в красно-белую клетку. Вечер выдался душный. Милан колпаком накрыл смог. По все еще раскаленному асфальту разливался желтый свет уличных фонарей.

– Дядя Джованни, когда я вырасту, обязательно буду работать в твоей фирме в Германии.

Энцо пристально посмотрел на жену, и та отвела глаза. Джованни подозвал официанта:

– Принесите нам бутылку красного. Только не домашнего, оно безвкусное. Что-нибудь из французских, пожалуйста…

– Мама, а почему мы не едем в Германию? – не унимался Винченцо.

Он уже сообразил, что с этой темой что-то не так.

– Разве тебе здесь не нравится? – спросила Джульетта.

Энцо насупился.

– Нравится. Но в Германни все такие богатые…

– Довольно! – Все вздрогнули, когда Энцо стукнул ладонью по столу. Бокал упал, но Джованни успел его подхватить. – Что за разговоры? Или вы не видите, что сводите мальчика с ума своей Германией? Тебе мало Италии? – Он подался к Винченцо: – Это прекраснейшая страна в мире.

– Откуда ты знаешь, ты ведь нигде больше не был!

Джульетта сидела ни жива ни мертва. В отличие от матери, мальчик не испугался.

– Здесь твоя семья, – веско сказал Энцо. – Только представь себе, что будет с этой страной, если такие, как ты, дадут деру… Бросят ее бандитам на растерзание! Ты хочешь делать машины? Пожалуйста. Занимайся этим здесь, как твой отец. Мы производим лучшие машины в мире! Иначе зачем этому немцу приезжать к нам? Мог бы подобрать себе что-нибудь в Германии со своими деньгами.

Джульетта взяла Энцо за руку. Винченцо не унимался:

– Зачем же ты их делаешь, если не можешь купить?

Энцо схватил мальчика за ухо:

– А теперь послушай меня, сынок… Да, я не какой-нибудь там щеголь в кожаных перчатках… Я работаю голыми руками, вот этими…

– Отпусти его! – закричала Джульетта.

Энцо не слушал. Мальчик сопел от боли.

– Пусти его, Энцо! – вмешался Джованни.

– Убери лапы, миллионер! – Энцо притянул к себе сына, заглянул ему в глаза. – Мы сицилийцы. Terroni, понимаешь? Мы не боимся запачкать руки, но мы честные люди.

Винченцо пнул отца под столом:

– Неудачник…

Энцо отвесил сыну такую оплеуху, что тот чуть не слетел со стула.

– Как ты разговариваешь с отцом?

– Энцо!

Джульетта схватила мужа за руку, опрокинув бокал. Раздался звон стекла. Люди за соседними столиками уже перешептывались и косились в их сторону.

Винченцо дрожал всем телом, в глазах стояли слезы. Он молчал, но Джованни почувствовал, что в этот момент в мальчике будто что-то сломалось. Что-то хрупкое, что уже никогда не восстановить.

Винченцо вскочил, отшвырнул стул и кинулся через улицу в сторону моста.

– Вернись, Винченцо! Куда ты? – закричал отец.

Энцо выглядел растерянным. Он встал, но Джульетта удержала мужа.

– Оставь его в покое. Слишком поздно…

Вместо него за Винченцо поспешил Джованни.

Племянника он догнал уже на другом берегу канала, возле церковной ограды, залитой тусклым светом фонарей.

– Винченцо… постой.

Джованни положил руку на плечо мальчика. Винче отвернулся, не желая показывать дяде своих слез.

– Давай сядем. – Джованни увлек его на скамью. – Это скамья вздохов, ты знаешь? – Джованни сел рядом и достал сигарету. – Еще в детстве мы сидели здесь с твоей мамой и курили тайком. (Винченцо придвинулся ближе к дяде.) Папа любит тебя, не сомневайся.