— Не цепляйся к словам, брат, — подмигнул ему Виктор. — Поговорка такая есть, не знал?

— Это я так, для профилактики, — добродушно заметил Барсук. — И только тебе простил. Другой бы на твоем месте уже в репу получил.

— Верю, — охотно согласился Громов, представив на минутку, какое это неприятное ощущение: кулаки у Барсука были величиной со среднюю голову. — Пошли назад. А то еще подумают про нас не то!

Волынская встретила Громова недовольным взглядом. Не обращая на это внимания, он прошел к костерку, на котором уже почти закипал котелок с водой. Байкеры расположились кругом, с наслаждением осушая первые банки пива. Причем девушки старались ни в чем не уступать ребятам. Громов заметил, как Архитектор передал Эшли только что подпаленный косяк, и боевая подруга с чувством затянулась, выпуская дым через ноздри.

— Я вот в том году видел черепаху Uvex — 1700 гривен. На сетке. Летом в самый раз, — громко разглагольствовал Тайсон, размахивая зажатой в руке полупустой банкой пива. — Только вот цена сильно кусачая. Такие вещи вообще можно достать бэушные, ну или подешевле. Потому как дорого и, честно говоря, хлипковато выглядит. А я как-то навернулся с «Явы». Прикинь. А ботанил-то всего километров пятнадцать в час. Не более того… При этом мощно ударил локтем в грунт. Через гоночную куртку с подушками на локтях так пробрало, что реально минут пять пальцы не сжимались. А был бы в футболке, реально поломался бы.

— Верняк! — многозначительно подхватил Архитектор, забирая у Эшли обратно свой косяк и пристраивая его во рту. — Ты никого не слушай, брат. Типа для понтов и красоты одеваешься в экипировку. Я сам падал на ста шестидесяти… Слава богу, все обошлось. Только мотоциклу очень сильно досталось, и сам подрал локти и бочину… А через полгода обнаружилась трещина в тазу, но все же, глядя на свой байк, я был рад, что жив! Только очень пожалел, что снял перед этим комбез. Так бы вообще не поцарапался. И таз был бы в порядке. Теперь езжу всегда одетый. Хоть и жарко — да и ладно! Жизнь ведь у нас одна.

— Да ну не в этом дело, пацаны, — подключился к их беседе Каракурт, небрежно обнимая за талию Викусю. — Просто есть несколько категорий байкеров. Одни наслаждаются спокойным перемещением из пункта А в пункт Б, а другие эксплуатируют свои спортбайки по полной программе! Вот из этого и надо исходить. Каждому свое, как говорится.

Барсук подсел к Волынской.

— Скучаешь? — Он сорвал кольцо с пивной банки и ловко подхватил пухлыми губами устремившуюся на волю пену.

Громов исподтишка наблюдал за попыткой толстяка завязать беседу, подкладывая в огонь щепки.

Эльвира закатила глазки и отвернулась от байкера.

— Пока тебя не было — не скучала! — отрезала она, даже не глядя в его сторону.

— Пива хочешь? — невозмутимо предложил тот. — Холодного? Я в свой байк холодильник втиснул. Самый модный наворот сейчас. Не веришь, могу показать!

Эльвира тяжело и страдальчески вздохнула. Это предназначалось Громову, который имел наглость оставить ее наедине с этим пещерным медведем. Но тот даже не думал приходить к ней на выручку, и девушка решила действовать сама. Сверкнув пренебрежительным взглядом, она оттопырила красивую губу и процедила сквозь зубы:

— Милый. Если ты надумал забраться ко мне в трусики, то хочу тебя сразу же огорчить — ты не в моем вкусе. И это непоправимо. Усек?

— Многие так говорили, — ничуть не оскорбился Барсук. — А потом приходилось их палкой отгонять.

Эльвира чуть не поперхнулась от его наглости.

— Это от тебя-то отгонять? Вряд ли. Знаешь, есть такая наука — психология. Так вот, уже давно доказано, что мужчины стараются собирать все большое — здоровенный мотоцикл, гигантские пряжки на ремни и прочую дребедень — только в одном случае. Если у них маленький член! Задумайся.

— Так ты ж его еще не видела…

— Какая жалость — я забыла свой микроскоп дома. А без него — извини. Вряд ли я что-нибудь увижу! — Брюнетка одарила его уничижительной улыбкой и отвернулась, показывая, что разговор окончен. Барсук сокрушенно вздохнул.

— Агрессия — признак неудовлетворенности, — заметил он, убираясь прочь от Волынской. — Может, над этим тоже стоит задуматься?

Архитектор подошел к расстроенному толстяку и положил на его плечо руку в перчатке с обрезанными пальцами.

— Брат! Не будешь против, если я сменю пластинку?

Матадор, услышав это, возмущенно заорал:

— Барсук! Не надо! Не разрешай ему! Ведь опять все рыдать будем от его музыки!

— Ничего ты не понимаешь в классике, парень, — отозвался Архитектор, влезая в мотоцикл бородача и щелкая кнопками. Ритмичный вой электрогитар и буханье ударной установки стихли, уступив место размеренному звучанию фортепиано. — Ведь нет ничего полезнее для пищеварения, чем Бетховен.

Матадор под смех Барсука и Каракурта, которых смена композиции вполне устраивала, зарычал и принялся с удвоенной силой кромсать сучковатые пеньки топором, словно собирался зимовать на этой поляне и опасался замерзнуть.

* * *

Примерно через час, по достоинству оценив кулинарные способности Викуси, которая щедро разливала по мискам аппетитную походную похлебку, байкеры по инициативе Матадора решили поразвлечься, демонстрируя свое мастерство в конкурсе «сосиска». Громов знал, о чем идет речь. Ему и самому не раз приходилось участвовать в такого рода развлечениях. Конкурс заключался в том, что нажопнице нужно было на ходу откусить сосиску, привязанную над трассой на веревочке.

Матадор первым оседлал свой байк. Роль нажопницы выпала Эшли. Девушка заливалась звонким смехом, готовясь к качественному исполнению трюка. Матадор только пьяно ухмылялся.

Солнце входило в зенит, воздух неподвижно висел между ветвями деревьев, наполненный запахами костра и зеленых листьев. Расстелив на траве одеяла и туристические коврики, Тайсон и Каракурт вповалку рухнули на них, весело тиская Викусю за нескромные места. Та, хохоча, отбивалась, впрочем, нехотя. Барсук, укладываясь рядом, ворчливо заметил, что нехорошо так себя вести на глазах у его разбитого сердца. Это заявление вызвало бурю восторга. Девушка тут же оставила своих кавалеров и кинулась утешать «несчастного обиженного Барсучка».

Громов, понаблюдав за этой сценой, понял, что действительно спать здесь соберутся нескоро. Виктор оглянулся на стоявшие поодаль мотоциклы и, вежливо сославшись на вторую уже по счету бессонную ночь, отправился подремать вблизи своего байка. Да так было и спокойнее — Громов ни на секунду не забывал, чей это байк и сколько он стоит.

Бросив на землю спальник, Виктор, не расстегивая его, улегся сверху. Сквозь редкие промежутки в кронах деревьев проглядывало лазурно-синее небо. «Красиво!» — подумал он и прикрыл глаза.

Что-то легкое коснулось его лица. Не размыкая ресниц, Громов пошевелил носом. Прикосновение повторилось снова, едва не заставив парня чихнуть. На этот раз Виктор сонно приподнял одно веко, пытаясь установить беспокоящую его причину. В десяти сантиметрах от его глаза колыхалась упругая, обтянутая тонкой синей тканью женская грудь с бесстыдно выпирающим темным соском.