«Эльвира, — обреченно подумал Виктор, который уже почти отошел в мир грез и сновидений. — Опять ей что-нибудь понадобилось».

Волынская, улегшаяся рядом бесшумно, как кошка, продолжала щекотать ноздри байкера травинкой. Ей было весело. Потеряв терпение, Виктор цапнул назойливый стебель зубами и, дернув головой в сторону, выдернул его из рук брюнетки. С силой выплюнул его подальше и опять попытался заснуть, стараясь не думать о том, как выглядит Эльвира без одежды.

Девушка озорно рассмеялась, тряхнув распущенными волосами, и положила мягкую ладонь Виктору на живот. Громов чуть не подпрыгнул от неожиданности, но остался лежать в прежней позе с запрокинутыми за голову руками. Только непроизвольно напряг мышцы.

— Какое у тебя тело красивое! — восхитилась Волынская, гладя его по вздувшимся квадратикам брюшного пресса. — А у меня тоже такие есть…

Опираясь на локоть одной руки, второй она задрала синий топик, демонстрируя свой плоский загорелый живот. Приподняла слишком сильно — тяжелые груди чуть не вывалились наружу.

Громов, не удержавшись, окинул взглядом лежащее рядом соблазнительное тело и сглотнул. В горле немного пересохло.

Заметив, что он отреагировал на ее действия, Эльвира склонилась к его лицу:

— Может, отойдем подальше? Я не хочу, чтобы эти неандертальцы видели, как мы занимаемся любовью…

Лежать на опавшей хвое под раскидистой елью было страшно колко и неудобно. Предусмотрительный Монгол подложил под себя свою темно-серую ветровку из плотной ткани и чувствовал себя более-менее комфортно. А вот толстяку в простой хэбэшной рубашке с короткими рукавами приходилось несладко. Осторожно кряхтя, он то и дело принимался шуршать и ворочаться.

— Слушай, ты, бурундук хренов! — зашипел на него в очередной раз долговязый, отрываясь от окуляров морского бинокля. — Кончай копошиться! Услышат ведь!

— Тебе легко говорить, — жалобно пискнул тот.

— Это тебе должно быть легко — вон сколько жира! Мягонько, наверное, на пузе лежать.

— Делом займись, шутник, — насупился Коржик, но шуметь перестал.

Монгол снова прильнул глазами к стеклам:

— Наконец-то нажрались, сволочи, — шепотом сообщил он увиденное. — Спать собираются!

— Не напоминай про жратву, Монгол! — взмолился толстячок. — Я и так слюной истек, пока они на костре чего-то там готовили. Ветер же в нашу сторону. А я с утра ничегошеньки не кушал.

— Чего? — Долговязый с осуждением глянул на своего напарника. — А кто всю колбасу стрескал?

— Ах, это… — с грустью в голосе согласился Корж. — Так времени сколько прошло…

— Полтора часа, — злобно напомнил худощавый.

— Не бреши! Мы здесь уже дольше лежим…

Потянулись минуты томительного ожидания. Одинокий комар, вылетев из травы, испуганно закрутился рядом с ухом толстяка. Тот крутнул головой. Насекомое не отставало. Терпения у толстяка хватило ровно на две минуты, а потом он принялся хлопать себя по лицу в бесплодных попытках раздавить жужжащего мерзавца. Грузное тело его задвигалось, звонко хрустнула попавшая под коленку сухая ветка. Словно от выстрела, оба притаившихся в засаде уголовника упали ничком на землю и замерли.

Прыгавшая с ветки на ветку сойка взмахнула пестрыми крыльями и упорхнула. Спрятавшиеся под елью люди даже перестали дышать. Казалось, весь лес смотрит на них с укоризной. Но кроме испуганной птицы, никто их присутствия не заметил.

Пролежав достаточно долго и прислушиваясь к доносящимся из стана байкеров крикам и смеху, долговязый наконец шевельнулся и приподнялся на локтях.

— Кретин! — шикнул он. — Урод! Спалишь нас здесь! Что, потерпеть немного не можешь?

— А сколько еще тут валяться? — в свою очередь набросился на него Коржик. — У меня уже все ребра болят! И, наверное, будет воспаление легких!

— Радуйся, что воспаление мозга тебе не грозит!

— Это почему?

— Да потому, что у тебя его нет, дебил!

Толстяк обиженно замолчал. Долговязый, удовлетворившись перебранкой, снова принялся разглядывать издали лагерь мотоциклистов:

— Щас улягутся эти лохи. Тогда мы подберемся и дело свое сделаем.

— А если проснутся?

— Их проблемы…

— Ага! Ты бородатого видел? Он толще меня в три раза!

Монгол критически оглядел напарника:

— Да, супротив него ты котенок облезлый!

— А ты? Червяк сушеный?

— Цыц! — сказал тощий. — Моей комплекции попрошу не касаться… Вот б…!

— Что еще?

— Да этот белобрысый фриц идет к нашему мотоциклу! И спать рядом с ним собирается! Гад!

— Сволочь! — подтвердил Коржик. — И что делать будем?

Долговязый не ответил. Он и сам не знал, как они будут искать то, не зная что, и там, не зная где. После того как «фриц» (так они прозвали водителя искомого мотоцикла, после того как увидели его в фашистской каске на автозаправочной станции) встретился с этой кучкой ободранцев, все пошло наперекосяк. Получался сплошной экспромт. Вернее, никак не получался. Постоянно что-нибудь да мешало Монголу с Коржиком завладеть заветной коробочкой, спрятанной где-то в коляске мотоцикла.

— Может, дождаться, пока он уснет, и того? — предложил безо всякого энтузиазма толстяк. — Придушить его тихонько? Или перышком под ребро?

— Давай без мокрухи пока. — Монгол напряженно следил за приготовлениями Громова ко сну. — Хотя, если другого выхода не останется, можно удавочкой его слегка прижать…

— Тогда пусть покрепче уснет.

Звуки разговоров, долетавшие со стоянки, становились все тише и тише. Усталость все же постепенно брала свое. После сытного обеда на свежем воздухе в тени деревьев сон приходил очень быстро, и мотоциклисты один за другим вытягивались на подстилках и начинали сладко сопеть. Дрема накатила и на сидевших в засаде. Монгол принялся ожесточенно кусать губы, чтобы не последовать примеру байкеров. А вот Корж безо всякого зазрения совести, найдя для себя удобное положение, задремал.

— О! О! — Монгол толкнул локтем в бок своего напарника. — Корж! Ты что, спишь, что ли? Продирай глаза, там такое щас будет!

— Чего? Уезжают?

— Да нет, тупица, — восторженным шепотом доложил обстановку долговязый. — К фрицу баба его подсела! Эх, хороша, стерва!

— И чего?

— Так она, это, настроена-то игриво, мать ее! Щас трахаться его потянет, зуб даю!

— Это хорошо, — согласился толстяк и принялся разминать руками свою затекшую от длительного лежания в неудобной позе шею. — Глядишь, она его уведет куда-нить подальше в лес…

— Хорошо бы, — поддакнул Монгол, которому не очень хотелось ввязываться в мокрое дело. — Давай, чернявая, так его!