Бакленд надрезал ланцетом тыльную сторону руки. Прошлым летом, когда Маркус вернулся после сражения при Банкер-Хилле, а оспа начала распространяться по Бостону, они с Томом обсуждали метод, предложенный Саттоном. Метод был новым и менее рискованным, поскольку прививочные надрезы делались не такими глубокими, как раньше.

Клетчатые бороздки, проделанные скальпелем, быстро наполнились кровью. Маркусу они напомнили узор домотканого полотна, которое изготавливала Пейшенс.

– Маркус, ты уверен? Оспа у Зеба протекает не в легкой форме и вызвана она не прививкой, а заражением.

Правила требовали, чтобы Том взял гной у человека, заболевшего в результате прививки. Но Маркусу было необходимо рискнуть.

– Начинайте, Том.

Внутри у Маркуса все дрожало, однако голос звучал ровно.

Бакленд водил пропитанной гноем ниткой по надрезам на руке Маркуса, пока красная нитка не потемнела от крови. Оспа проникла в его организм и принялась за дело.

– Да поможет нам Господь, если все пойдет не так! – произнес Бакленд, лоб которого блестел от пота.

В течение последующих семи дней оспа распространялась под кожей Маркуса с безжалостностью английской армии, штурмовавшей Бостон. Она меняла все на своем пути.

Первым признаком действия прививки стала головная боль. Маркусу казалось, что его голова вот-вот расколется. Потом боль перекинулась на почки и охватила спину. Корку хлеба, съеденную на завтрак и запитую кружкой эля, желудок тут же вытолкнул обратно. У Маркуса подскочила температура. Жар случался у него и раньше, но никогда не сжигал, как сейчас.

Маркус знал, что температура держится не постоянно. Бывает, она снижается на целый день или на несколько часов. Он с нетерпением ждал, когда наступит затишье. Потом болезнь снова пойдет в атаку, и на коже появятся болезненные гнойники. Пока же он пытался отвлечься чтением «Здравого смысла».

– Зеб, вот та часть, о которой я тебе рассказывал. – От жара у Маркуса кружилась голова; строчки разбегались перед глазами, и ему стоило немалых усилий сосредоточиваться на чтении. – «Как явствует из хронологии Священного Писания, в ранние эпохи люди не знали королей», – продолжал Маркус; пот заливал ему глаза, вызывая жжение; он вытер нос и увидел на пальцах кровь. – Ты только представь, Зеб. Мир без королей.

Вода закончилась у них еще несколько часов назад. Поскольку Зеб был слаб, за водой ходил Маркус. Том Бакленд оставлял снаружи ведра с чистой водой. Сама мысль о холодной воде заставила Маркуса облизать сухим языком растрескавшиеся губы. Горло болезненно сжалось, а когда он все же сделал глотательное движение, во рту появился отвратительный привкус.

Уставший, страдающий от жажды, Маркус положил книжку и сполз на пол. У него болело все тело, но сил на то, чтобы устроиться поудобнее, не было.

– Я дам глазам отдохнуть несколько минут, – сказал Маркус.

Очнувшись, он увидел над собой смуглое лицо Джошуа Бостона. Маркус удивленно заморгал.

– Слава Богу! – пробормотал Джошуа. – Ну и напугал же ты нас, Маркус!

– Ты целых два дня провалялся без сознания, – добавил Зеб; его ноги зажили, и хотя следы оспин на лице остались, оно вновь сделалось узнаваемым. – Доктор Бакленд думал, что мы тебя потеряем.

Маркус попытался сесть, но даже это простое движение вызвало у него позыв на рвоту. Он взглянул на левую руку. На месте клетчатых красных борозд теперь был один сплошной гнойник. Отныне он мог не бояться оспы, но болезнь чуть не унесла его жизнь. Маркус чувствовал себя слабым, как новорожденные котята, с которыми возилась Пейшенс.

Джошуа поднес к губам Маркуса ковш. Вода обожгла потрескавшуюся кожу, но холодная жидкость воспринималась точно манна небесная.

– Что нового? – хрипло спросил Маркус.

– Главная новость – ты. В городе все знают, что ты здесь, – сказал Джошуа. – Об этом только и говорят.

Маркус прикинул время. Еще пять дней; если повезет – четыре, и струпья отвалятся.

– Где моя книжка? – спросил Маркус, обводя глазами пустую комнату.

– Да вот она. – Джошуа подал ему «Здравый смысл». – Со слов Зеба я понял, что ты прочел ее целиком.

– Так я коротал время.

Маркусу было приятно снова ощутить в руках тонкий переплет памфлета. Сочинение Пейна зримо напоминало о причинах, заставивших его решиться на прививку и, вопреки отцовскому гневу, служить делу свободы.

– И потом, Зеб был вправе узнать, что у нас теперь демократия. Людям хочется свободы и равенства.

– Возможно, кому-то и хочется. Но сомневаюсь, что основная часть населения Хедли когда-нибудь согласится сесть со мной за один стол. Даже самые рьяные патриоты, – сказал Джошуа.

– Декларация, принятая в Филадельфии, утверждает, что все люди созданы равными, а не некоторые из них, – возразил Маркус, невзирая на возникшие опасения.

– И эту декларацию написал человек, владеющий сотнями рабов, – ответил Джошуа. – Маркус, ты бы перестал витать в облаках, не то на землю будет больно падать.

Струпья отпали только через семь дней. Все это время Маркус перечитывал «Здравый смысл», спорил с Джошуа о политике и начал учить Зеба читать. Наконец Том Бакленд объявил его выздоровевшим и разрешил вернуться домой.

Был воскресный день. Над полями и рекой разносился звон церковных колоколов. Маркус вышел на прохладный осенний воздух; нагой, как в день своего появления на свет. Джошуа и Зеб ждали его возле корыта с водой, держа в руках чистую одежду.

Воздух пах дымом и слегка – гниющими листьями. Зеб бросил Маркусу яблоко, которое тот проглотил за считаные секунды. Все это время он питался жидкой кашей и элем, и яблоко показалось ему невероятно вкусным и сочным. После недель, проведенных в тисках оспы, все, что он видел, чувствовал и пробовал на вкус, воспринималось подарком судьбы. Теперь его без возражений примут в армию.

Впервые Маркус ощутил, что свобода находится в пределах досягаемости.

Из дому вышел Том, держа в руках кастрюлю с закрытой крышкой.

– Кажется, это твое, – сказал Бакленд, протягивая Маркусу кастрюлю.

Теперь воздух наполнился ароматом поджаренной бумаги. Том хотел сжечь памфлет, но Маркус не позволил. Тогда врач решил продезинфицировать книжку, окурив ее дымом мха и сосновой хвои.

– Спасибо, Том. – Маркус засунул памфлет в карман; горячая бумага будет согревать его по дороге на ферму, равно как содержание книжки уберегало рассудок в дни карантина.

Маркус оставил Зеба и Джошуа сжигать все одеяла, тряпки и топчан, чтобы те, кто вздумает холодной осенней порой переночевать в ветхом доме, не заразились оспой. Том с Маркусом переправились на другой берег и, достигнув Уэст-стрит, расстались у ворот фермы Макнилов.

– Поговаривают, что Обадия вернулся, – вдруг сказал Том. – Так что будь осторожнее.